ГЕНДЕРНАЯ ГЕОПОЛИТИКА

Особенности национальной идеи

в структуре национальной идеологии

(журнальный вариант)

Суть данного текста – оценка геополитических

тенденций с точки зрения цивилизационного

развития народов и гендерных особенностей

их национальных идеологий.

Игорь СТЕПАНИЩЕВ

Проблемы геополитики

Сегодня в мире существуют две конкурирующие и во многом взаимоисключающие геополитические тенденции: мондиалистская глобализация Америки (США) и сопротивляющаяся этому процессу полифония форм антиглобализма – от «мягкого» самоопределения наций до «жёсткого» терроризма.

Современную геополитику, базирующуюся с одной стороны на деструктивной для культуры Евразии глобализации Запада (атлантизм), а с другой – на пока ещё, в целом, слабых попытках изоляции Востока от наступательного западного влияния (например, евразийство как конструктивный антиглобализм), можно определить как ограниченную и, увы, глубоко порочную. И Атлантика (ведущие страны североатлантического блока), и Евразия (большинство стран континентальной Евразии) в своих индивидуальных и независимых друг от друга устремлениях пока, увы, не видят третьего – синтетического – пути развития. Но не исключено, что именно ради движения по этому третьему, совместному пути понятия «Запад» и «Восток», собственно, и возникли как геополитические категории.

Ещё немецкие философы Лейбниц и Гёте высказывались в пользу того, что только совмещение восточного и западного душевных типов (психотипов) могут создать цельное, совершенное человеческое общество и идеал всеобъемлющей, единой (но вовсе не единообразной) западно-восточной культуры. Русский философ Владимир Соловьёв также неоднократно высказывал мысли по поводу примирения и конструктивного взаимодействия между Востоком и Западом. Ту же тему развивал в своих трудах и немецкий философ Вальтер Шубарт.

Все эти исследователи единодушно предостерегали от пагубной конфронтации Востока с Западом, и сегодня приходится признать, что в историческом контексте Восток, в целом, действительно, всегда проигрывал геополитические битвы на «западном фронте». Однако нынешние защитники Евразии, как главного оплота Востока, видят для себя только один спасительный выход из такой безрадостной ситуации – новое (!) наращивание по возможности бесконфликтной конфронтации с Западом (в основном с США) путём консолидации разрозненных сил Востока. Но это путь рефлексивной и потому малоэффективной защиты, идущей на шаг (или сто шагов) позади всё более изощрённых глобалистских выпадов (вызовов) Запада.

Почему-то в Евразии мало кто задаётся вопросом о причинах такого бедственного для Востока положения вещей. Здесь имеется ввиду не очевидные поверхностные причины, на которые многие и давно обращают внимание (военно-экономическая мощь и захватнический характер Запада), а причины глубинные, сущностные, неявно управляющие реальностью мировых процессов.

Попробуйте представить на минуту, что Восток вдруг очнулся от своей традиционной «спячки», восстал и сравнялся по геополитической силе с Западом. Что дальше? Запад – он что, оставит из-за этого свои глобалистские потуги в отношении Востока? А если не оставит, то по какой причине? Не лучше ли прямо сейчас попытаться ответить на эти принципиальные для мирового цивилизационного процесса вопросы, пока «растерянный» Восток ещё только начинает определяться в выстраивании своего взаимодействия с Западом? Может быть это подскажет наиболее эффективный выход из той тупиковой ситуации, в которой сегодня оказалась Евразия и, особенно, Россия.

Попытка Востока силой ответить на силу Запада – то, что сегодня предлагает евразийская концепция – в лучшем случае даст только кратковременный и половинчатый эффект. Ведь силы всегда наращиваются и снова вступают в противоборство друг с другом – это замкнутый круг. Однако, благодаря Архимеду, мы знаем, что важна не столько сила, сколько рычаг и точка приложения силы. Поэтому, если в настоящий момент у Евразии нет возможности для сдерживания атлантической глобализации (что очевидно), то не пора ли поискать новую «точку опоры» для приложения тех сил, которые пока ещё есть в наличии, например, интеллектуальных?

Для того, чтобы увидеть место России в этой всемирной борьбе идеологий, экономик и политических амбиций, недостаточно учитывать только лишь понятное желание страны и ее народа быть достойным игроком на геополитическом поле. Главное здесь – это правильно оценить естественные факторы, которые неявно, но, тем не менее, вполне директивно расставляют всех и вся по своим местам, заставляя каждого игрока рано или поздно занимать исключительно своё законное место.

Эти факторы, в основном, имеют вовсе не экономический, политический, духовно-нравственный или некий провиденциальный характер, как многие привыкли думать. Главную роль здесь играют глубинные психологические мотивы, уходящие своими корнями в специфику коллективного бессознательного этносов и населяемых ими территорий.

Данное исследование направлено на создание концепции таких принципов геополитического позиционирования, в частности, России, которые бы позволили нынешнюю американскую глобализацию и сопротивление ей, а также всеобщую деструктивную конкуренцию эффективно заменить естественным и конструктивно-синтетическим, а потому продуктивным и взаимовыгодным международным сотрудничеством как цивилизационным процессом. В перспективе это позволило бы устойчиво развиваться не только изолированным странам и народам, как это происходит сейчас, но и всей мировой цивилизации в целом, как единому социальному организму.

Существование трендов глобального развития именно единой общепланетарной цивилизации сегодня становится всё более очевидным. Остаётся понять закономерности этих трендов и правильно в них вписаться. Только это позволит России гармонично и устойчиво развиваться совместно со всем остальным миром. Здесь важно увидеть взаимозависимость и вытекающую отсюда взаимовыгодность сосуществования России и основных геополитических игроков. Но главное – это обеспечение бесконфликтности такого сосуществования, когда взаимные интересы не пересекаются, а эффективно дополняют друг друга.

Поставленный вопрос хорошо коррелирует со второй темой, заявленной нами для рассмотрения. Ведь любые геополитические конфликты – это в первую очередь идеологические конфликты этносов. Поэтому, чтобы узнать причины таких конфликтов, необходимо понять главные идеологические установки, явно или неявно руководящие противоборствующими сторонами.

Современное научное понимание этого вопроса не даёт пока полной возможности выйти на эффективное решение геополитических проблем. Но существует ещё и древнее, традиционное знание, доставшееся современному человечеству в наследство от предшествующих цивилизаций. Правда, терминологически это знание, к сожалению, бесконечно устарело – уж слишком долго оно было невостребованным. Однако в нём – в его космологии, мифологии и метафизике – содержится определённое «рациональное зерно», которое позволяет не только свести большинство «случайностей» в истории человечества ко вполне логичным закономерностям, но ещё и даёт возможность с гораздо большей осознанностью управлять самим процессом цивилизационного развития. Воспользуются ли такой возможностью Россия и остальное мировое сообщество – другой вопрос. Задача данного исследования – постараться раскрыть им на это глаза.

Определение национальной идеи

Здесь мы подходим к одному из самых смутных, запутанных и даже, в определённом смысле, мистических понятий современной и вполне благоразумной цивилизации – к понятию о национальной идее. Попробуем разобраться в этом вопросе, сняв с него завесу таинственной неопределённости.

Что такое национальная идея? Что она собою представляет для нации, то есть этноса или суперэтноса, проживающего на определённой территории? Существует ли национальная идея вообще? А, если да, то какой в ней смысл? Можно ли прожить без знания этой главной идеи нации, или её необходимо помнить как единственный пароль в счастливую жизнь народа?

Подобные вопросы возникают, в основном, в переломные моменты истории, когда всё идёт плохо и хочется хоть какой-то помощи или указания, куда и как лучше двигаться, чтобы стало легче жить. Возникает желание «ухватиться за соломинку», пусть даже и за такую эфемерную, как национальная идея – вдруг, да поможет! И начинаются натужные поиски, высокопарные рассуждения, что в результате обнаруживает лишь одно – подавляющее большинство «знатоков» вопроса имеют весьма отдалённое представление о том, что такое национальная идея, не говоря уже о понимании её внутренней структуры, то есть структуры национальной идеологии.

В то же время присутствует стойкое ощущение, что эта неуловимая идея обязательно должна существовать – этим, собственно, и вызваны её поиски. Но согласованно выразить национальную идею, структурно её отобразить – никак не получается. Каждый в этом вопросе имеет своё особое мнение (интересный, кстати, феномен).

Современные исследователи национальных идеологий (такие, например, как философ-традиционалист А.Г. Дугин) в своих работах оценивают скорее не собственно национальные идеи, а их рационально-логические формы, возникающие в историческом контексте. Однако национальная идея, её сущность не меняется с течением истории, а лишь «поворачивается» к этносу и своим исследователям различными «гранями». Вот именно они-то – эти «грани» – и эволюционируют, создавая иллюзию исторической изменчивости национальной идеи. Но, если проанализировать все исторические формы, которые принимала идеология этноса, то нетрудно будет вычленить из них некий общий «корень», всем этапам присущий. Именно эта сквозная идеологическая линия и будет основной, сущностной национальной идеей этноса.

Единственное, с чем соглашаются большинство исследователей – это с тем, что в национальной идее должна быть заложена некая миссия нации, причём весьма значительная. Так или иначе все понимают, что каковы особенности национальной идеи (пусть даже и плохо осознаваемой), такова и нация со всеми её странностями, как в положительном, так и в отрицательном смыслах.

Традиция указывает, что мир в своей основе устроен довольно просто. Чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть в библейскую Книгу Бытия. Несмотря на внешнюю сложность современной жизни, простота мироустройства всё равно чувствуется – интуитивно, как некая внутренняя «святая простота» жизни. Видимо, поэтому людям так хочется простых объяснений любых сложных вопросов.

Та же интуиция подсказывает, что и вопрос о национальной идее и миссии, с ней связанной, тоже должен быть достаточно очевиден. Однако простого понимания никак не получается, а сложного – не хочется. Но при этом мы как-то забываем, что сложность – это всё та же простота, только рассказанная подробно (правда, иногда – излишне подробно).

Что делать, если принципы строения и структура национальной идеи в её естественной простоте никак не воспринимаются, и незатихающие споры на эту тему – прямое тому подтверждение. Поэтому придется рассматривать данный вопрос подробно и относительно сложно, с некоторым напряжением абстрактного мышления.

Итак, можно сказать, что с психологической точки зрения национальная идея порождает (должна порождать) свойство национального психотипа отражать реальность по-особенному, бессознательно придерживаясь определённых идей и вытекающих из них смыслов и ценностей. Что в свою очередь составляет общие характерные особенности нации, то есть своеобразие поведения этноса или суперэтноса, проживающего на той или иной территории. Это – взгляд на национальную идею как бы сверху вниз, иерархически.

Здесь становится очевидным, что, правильно осознав национальные идеи этносов, можно представить себе и весь тот идейно-смысловой комплекс, который стоит за жизненными устремлениями народов, населяющих различные территории, а также понять цивилизационные задачи (цивилизационные миссии) этносов Земли. Этим, в частности, можно эффективно воспользоваться в целях управления общественным мнением, что сейчас и пытаются делать психотехнологи (политтехнологи), эмпирически определяя особенности психотипов различных наций в интересах политики и бизнеса.

Теперь, для лучшего понимания вопроса, посмотрим на национальную идею наоборот: как бы снизу вверх. Если у народа есть национальные особенности характера, то должны быть смыслы и ценности (не всегда, правда, осознаваемые), которые вызывают это характерное национальное поведение, отличающее один народ от другого. Если есть специфические смыслы и ценности, то должны быть идеи (как правило, еще менее осознаваемые), к которым эти смыслы-ценности восходят. Если есть идеи, то они наверняка могут объединяться в отдельные классы (блоки, линии) идей, отражающие структуру социальных отношений (например: отношение к себе, к другим и т.д.) И, наконец, если существуют классы идей, определяющие характер поведения нации, то, видимо, все их можно объединить под некоей общей идеей, которая, собственно, и будет являться главной идеей нации – её национальной идеей.

Небольшая справка об идеях и основанных на них идеологиях. Термин «идея» имеет греческое происхождение, и обозначает «понятие» или «представление» о предмете или явлении. Однако это будет вовсе не сама идея, а лишь рациональное представление о ней, её ментальная модель. Ведь собственно идея находится глубоко в коллективном бессознательном и недоступна осознанному человеческому восприятию, то есть, она психологически трансцендентна.

Непосредственно идея воспринимается лишь подсознательно, интуитивно, и это настоящее искусство – правильно перевести своё интуитивное ощущение идеи (смысла или ценности – они также во многом трансцендентны) в рационально воспринимаемые образы. Именно поэтому словесные описания идей носят либо предельно обобщенный характер, либо подозрительно многословны. Попробуйте, например, детально и лаконично определить идею добра или идею зла.

Идеология, строящаяся на основании какой-либо идеи является ещё более рационализированной системой различных идей (точнее, их ментальных моделей) и взглядов – политических, правовых, философских, нравственных, религиозных и эстетических концепций, выражающих интересы (смыслы и ценности) определенных социальных групп. Идеология является отражением реальности (как натуральной, так и виртуальной) общественного бытия в сознании (и еще больше – в подсознании) людей, и может активно воздействовать на процесс развития общества, способствуя или препятствуя ему. Похоже, что официальные российские идеологии последних двух десятилетий, пропагандируя либеральную демократию, именно препятствовали развитию российского общества, точнее его народа, однобоко способствуя лишь развитию новой элиты России (это отдельный вопрос исторической необходимости ротации российских элит).

Сущность национальной идеи

Еще Платон утверждал, что высшая идея жизни может быть только одна – это идея «блага», то есть идея созидательности (высшей). И это действительно так, ведь отсутствие «блага», то есть созидающего и поддерживающего ресурса, автоматически ведет к энтропийному разрушению любой жизненной системы – так уж в нашем мире заведено, спросите у физиков.

«Благо» – понятие довольно общее, а вот восприятие его и пути достижения существуют принципиально разные. Но на социальном уровне есть только два основных вида «блага», отражающих фундаментальную двойственность структуры мироздания.

Скажем сначала несколько слов об этой двойственности. Структура мироздания определяется в первую очередь делением всего и вся на целое и части, точнее, на относительную целостность и относительную частичность. Ведь всё в этом мире является частью чего-то большего, внешнего, и, одновременно с этим, целым для чего-то меньшего, внутреннего. Отсюда и относительность как частичности, так и целостности. Это свойство частично-целостной двойственности мироздания есть фундаментальнейшее свойство бытия. Оно настолько естественно и самоочевидно, что многими просто упускается из виду. А зря.

С другой стороны (в другой терминологии) можно сказать, что всё в этом мире либо локально (частично), либо тотально (целостно). В мире относительно всё, поэтому, как уже упоминалось, относительны частичность и целостность, и, соответственно, относительны локальность и тотальность. Однако постоянные упоминания об относительности, что для понимания нашего вопроса неизбежно, могут сильно перегружать текст. Поэтому в дальнейшем определение «относительный» мы будем стараться опускать, просто помня о том, что локальное и тотальное, а также всё, что с этими понятиями связано, всегда относительно.

Это как с магнитной стрелкой компаса (намагниченной полоской металла) – довольно сложно указать, где точно заканчивается её «северный» полюс и начинается «южный». Так и в вопросе локального и тотального можно говорить лишь об относительном преобладании одного принципа над другим.

Здесь хорошей иллюстрацией служит известный знак «Дао» с двумя разноцветными «рыбками»-принципами Инь и Ян внутри (к их гендерному смыслу мы ещё вернёмся). Каждая из «рыбок» содержит внутри себя маленькую область (глазок) противоположного цвета, что, собственно, и указывает на относительное преобладание одного принципа над другим. Поэтому можно сказать, что всё содержит в себе оба этих принципа – всё и локально, и тотально одновременно, так как часть всегда находится в своём целом, а целое содержит в себе свои части.

Принцип существования локальности и тотальности, или частичности и целостности – это основополагающий принцип жизни и развития. Жизнь – это процесс, а все процессы протекают, т.е. изменяются, развиваясь в конструктивную или деградируя в деструктивную сторону. Часть может развиваться только за счет целого, то есть чего-то относительно неё большего, за счет ресурсов этого целого. А целое, в свою очередь, будет развиваться, то есть выходить за свои рамки, только если будут развиваться входящие в него части.

По локально-тотальному принципу происходит и деление этносов с их национальными психотипами на два основных вида: на нации, психологически тяготеющие к локальности (для них важна свобода самоопределения), и нации, психологически тяготеющие к тотальности (им свойственна традиционность). То же самое происходит и с национальными идеями этносов – они бывают или локальными, или тотальными.

Попутно снимем возможный вопрос о правомерности применения термина «тотальный». Сегодня в паре с термином «локальный» более употребим термин «глобальный» ( особенно в оценке пространственных соотношений). Однако термин «тотальный» имеет более сущностное значение и потому лучше подходит для понимания фундаментальных смыслов. К тому же национальная идея относится, в основном, к сфере национального бессознательного, которое тотально-трансцендентно выходит за рамки привычной нам реальности, и поэтому ей более соответствует понятие «тотальный».

Еще термин «тотальный» привычно связывается с тоталитаризмом. Действительно, практически на всех территориях с преобладанием тотального психотипа возникали (на низких уровнях развития) тоталитарные государства. Поэтому тоталитаризм и тяготение к нему можно считать отличительным признаком территорий, на которых проживают этносы с тотальным психотипом.

Вообще же термин «тотальный» особую значимость приобретает в космологии, где объекты высших планов бытия по отношению к более низким планам всегда тотально-трансцендентны. Правда, и любое целое также вполне можно назвать трансцендентным, то есть тотально выходящим за границы своих частей. Поэтому в ряде случаев полезно будет помнить, что тотальное является синонимом трансцендентного (чего-то внешнего), а локальное, соответственно, будет являться синонимом имманентного (чего-то внутренне присущего).

Итак, общемировую всенациональную идею, ориентируясь на Платона, можно определить как идею «всеобщего блага», или даже ещё более социально – как идею «общественного (национального) блага». Тогда в двух своих полярных ипостасях (локальной и тотальной) она будет выражаться следующим образом: локально – как национальная идея «личного блага для каждого» (здесь локальные понятия «личное» и «каждого» являются определяющими), а тотально – как национальная идея «общего блага для всех» (здесь определяющими являются тотальные понятия «общего» и «всех»). Для наглядности изобразим образование национальной идеи схематично (Рис.1).

Посмотрев на правую часть схемы (Рис. 1), многие наверное вспомнят славные советские времена, когда всем в России обещали «щедро налить» из общего, всенародного «котла».

Из приведённой схемы (Рис. 1) следует, что благосостояние государства с локальной национальной идеей этноса будет результатом благосостояния его отдельных граждан (традиционный Запад). В странах же с тотальной национальной идеей этноса благосостояние граждан будет вытекать, в основном, из благосостояния их государства (традиционный Восток).

Структура социальных отношений

Аристотель, ученик Платона, создал философию «энтелехии» или осуществлённости, означающей единство идеи и действительности. Тем самым Аристотель как бы приземлил нематериальные «эйдосы» (идеи) Платона, соединив их с реальными предметами и явлениями. Идеи оказались отражением реальности, а реальность – отражением идей. Поэтому-то идеи, особенно национальные, отражают и определяют структуру социальных отношений. Структура же эта, в свою очередь, отражает восприятие человеком реальности – то есть того пространственно-временного континуума (непрерывного поля вещей и событий), в котором человек существует.

В нашей реальности пространство человеком воспринимается трёхмерным, то есть состоящим как бы из трёх линий: длины (даёт восприятие линейной протяжённости), ширины (совместно с длиной даёт восприятие плоскостности или поля), и высоты (совместно с длиной и шириной даёт восприятие объёмности). Время же воспринимается одномерным (линейным), как направленное течение различных жизненных процессов. Поэтому структура социальных отношений, отражающая восприятие человеком пространства, также состоит из трёх «линий», а отражающая время, соответственно, только из одной:

Структура социальных отношений:

1-я линия (пространственная): отношение к себе – аналог длины пространства, отражает отношение человека к «пути движения» или к действиям самого себя и определяет линейное восприятие социальных отношений;

2-я линия (пространственная): отношение к другим – аналог ширины пространства, отражает отношение человека к разнообразию «путей движения» или к действиям других людей и определяет полевое восприятие социальных отношений;

3-я линия (пространственная): отношение к общественной системе – аналог высоты пространства, отражает отношение человека к системе общественных связей или взаимодействию людей между собою и определяет объёмное восприятие социальных отношений;

4-я линия (временная): отношение к будущему – отражает отношение к будущему и себя, и других, и общественной системы; определяет отношение человека к течению жизни в целом, то есть целостное восприятие жизни.

Сразу в Структуре социальных отношений привлекает внимание 4-ая линия (времени). Получается так, что человек в социальном контексте воспринимает жизнь исключительно, как нечто, «притекающее» к нему из будущего. Естественно, здесь возникают закономерные вопросы: «Почему временная часть структуры социальных отношений связана только с отношением к будущему? А как же настоящее? И куда подевалось прошлое?».

Дело тут вот в чём. В осознанном восприятии человека время действительно состоит как бы из 3-х «пунктов» – из прошлого, настоящего и будущего. То есть время так же «трёхмерно», как и трёхмерное пространство, с которым время скоррелировано в едином континууме, и потому по размерности ему полностью тождественно.

Однако человек, воспринимая время процессуально, как регистрируемый сознанием линейный однонаправленный процесс, одновременно с этим неосознанно, то есть, подсознательно (интуитивно) воспринимает время исключительно как время будущего. Эта особенность определяется нашим пристрастным отношением к реальности, точнее, нашей специфической потребностью в реальности.

Ведь очевидно, что временные процессы прошлого не могут регистрироваться как реальные, потому что их в реальности уже нет, они прошли и назад в том же виде не вернутся. Процессы настоящего невозможно достоверно зафиксировать нашими несовершенными органами чувств и, зачастую, еще менее совершенными приборами. Процессы настоящего мгновенны, то есть через мгновение (одно мигание глаз) или еще быстрее, настоящее оказывается уже прошлым. Если точнее, то настоящее по своей сути – это точка мгновенного перехода будущего в прошлое, «…только миг между прошлым и будущем…».

То, что мы обычно называем настоящим, на самом деле понятие весьма условное. Настоящим в нашем осознанном представлении является сложный временной комплекс: мгновенная фиксация различных регистрируемых нами процессов плюс их же (этих процессов) относительно протяженное ближайшее прошлое. Мы таким образом как бы растягиваем настоящее во времени – от секунд до часов, смотря по обстоятельствам (максимально до суток, до 24-х часов), видимо стараясь психологически как-то зафиксироваться в настоящей реальности (в чём испытываем определённую потребность). Тем не менее, подсознательно, интуитивно мы настоящее практически не ощущаем. Точнее, мы ощущаем в связи с этим единственное – полную эфемерность настоящего времени.

На самом деле, подсознание всегда ориентировано на реальность, то есть оно как бы «живёт» в реальном времени настоящего, в точке перехода будущего в прошлое. Но, так как прошлого в реальности уже не существует, то подсознанию остаётся ориентироваться только на будущее, «ловя» его настоящее превращение в прошлое.

Действительно, зафиксироваться на таком «настоящем мгновении», на состоянии «здесь и сейчас» психологически чрезвычайно  трудно. Этому обучают специальные психотехники, делающие человека полностью осознанным (аллертным), то есть психологически присутствующим только и постоянно в настоящем моменте времени – во «временной щели» между прошлым и будущим. Говорят, что в эту «щёлку» можно увидеть Бога…

О человеке постоянно погруженном в уникальное психологическое состояние «здесь и сейчас» можно сказать только одно – это «будда». Этимологически понятие «будда» соответствует таким русским понятиям (с индоевропейскими корнями), как «будить», «бодрствовать», «быть бдительным». То есть, по сути, «будда» – это человек, который не дает себе «проспать» настоящее. То же аллертное отношение к настоящему наблюдается у детей (особенно во время игр), но с возрастом оно, увы, проходит. Постоянно аллертны только животные, особенно дикие – ведь от этого зависит их жизнь.

В результате такой исчезающей размерности настоящего времени и полного отсутствия в текущей реальности времени прошлого (как реальной процессуальности), собственно, и создается эта удивительная ситуация, когда человек подсознательно (интуитивно) из трёх возможных «времён» (прошлого, настоящего и будущего) как реальное время воспринимает исключительно время будущего.

Впрочем, подсознательное восприятие человеком времени будущего, как единственно реального времени, вполне закономерно. Ведь именно из будущего в настоящее «приходят» все временные процессы, которые существуют в будущем в виде виртуальных вероятностей. Реализовавшиеся процессы регистрируются нами в настоящем, но уже…как фактически прошедшие, как прошлое, которое мы упорно считаем «растянутым» настоящим.

Человек действительно пребывает в настоящем, только тогда, когда он психологически полностью сливается с каким-либо процессом, чувственно в него погружаясь. Но осознанность при этом, как правило, отключается – человек действует, что называется, «на автомате». В качестве доказательства «от противного» попробуйте начать осознанно контролировать своё автоматическое прямохождение на двух ногах, помня при этом, что положение на двух точках опоры принципиально неустойчиво. Почти сразу ваши ноги начнут заплетаться.

К счастью, человечество не задумывается над такими абстрактными тонкостями, разумно оберегая свою психику от перегрузки, и, вследствие этого, блаженно пребывает в иллюзии симулятивной, а не натуральной реальности. Беда в том, что, похоже, и идеологи также вполне удовлетворены этим общественным симулякром «протяженного настоящего и вполне реального прошлого» и пытаются на его основе разрабатывать свои стратегии. Но этим они обманывают лишь сознание, но не подсознание, как свое собственное, так и идеологизируемых ими людей. Здесь, в частности, кроется ответ на вопрос, почему идеологии, в том числе и политические, зачастую оказывают слабое и недолговременное влияние. Ведь могущественным у человека является не сознание, а подсознание, неощутимо, но директивно управляющее всей человеческой жизнью.

Современные идеологии и построенные на них психотехнологи (политтехнологии) пытаются более или менее грубо управлять человеком, вместо того, чтобы войти в резонанс с его глубинной психикой, ориентированной на национальную идею и цивилизационную миссию его этноса. А ведь это могло бы дать эффект самоуправления нации при её движении в сторону, рекламируемую идеологией.

Возвращаясь к реальности времени, и в добавление к сказанному отметим, что, например, задавая вопрос: «Есть ли у вас сейчас время?», человек на самом деле спрашивает о наличии свободного времени в вашем ближайшем будущем, а не настоящем. Спрашивая же по несколько раз на дню: «Сколько сейчас времени?», мы опять таки имеем в виду не настоящее время, а время уже прошедшее, прошлое, то есть, мы интересуемся, сколько времени уже прошло до настоящего мгновения. Эти примеры указывают на относительность даже бытового психологического восприятия времени.

Теперь о восприятии прошлого. Прошлое, то есть временные процессы, которые уже прошли, мы, как это ни покажется странным, подсознательно воспринимаем так же, как будущее, как свои будущие воспоминания о событиях прошлого, которые (воспоминания) с течением времени постепенно приходят нам в голову по принципу «дай-ка вспомню…». То есть, прошлое в наших воспоминаниях о нем как бы разворачивается, наплывая на нас из вероятностного будущего, где одна из вероятностей заключается в том, что мы вспомним об этом прошлом, а другая – что мы о прошлом, например,  вообще вспоминать не будем.

Таким образом, осознанное отношение ко времени у человечества не реальное (реально ко времени человек относится лишь неосознанно, подсознательно), а конвенционное, то есть договорное. Впрочем, принцип конвенционности касается не только времени. По заверениям философов, иллюзиями (симулякрами), построенными на этом принципе, пропитано буквально всё существование современного общества.

Структура национальной идеологии

Теперь вернемся к предмету нашего исследования. Итак, если в целом национальная идея отражает структуру социальных отношений (описанную нами ранее), то она должна так же, как и эти отношения, состоять из четырех идеологических линий, которые будут являться основой структуры национальной идеологии:

Структурообразующие идеи (идеологические линии):

– идеи, относящиеся к себе;

– идеи, относящиеся к другим;

– идеи, относящиеся к общественным отношениям (к социальной системе);

– идеи, относящиеся к будущему.

Эти четыре линии идей отражались, отражаются, и будут отражаться во всех социальных доктринах и парадигмах человечества до тех пор, пока человек будет обладать существующим психологическим восприятием действительности.

Справедливости ради надо отметить, что впервые с принципом «четырёх линий» (линий: «себя», «другого», «системы» и «будущего»), правда в его совершенно «голом» виде – без ссылок и обоснований – автор встретился в разработке В. В. Куклева «Схема 4-х линий», описывающей структуру эффективного инвестирования.

Нетрудно заметить, что в пространственно-временном членении национальной идеи соблюдается всё то же основное правило локально-тотальной структуризации мира. Так, три идейные линии, связанные с пространством, отражают принцип локальности или настоящего, ведь настоящее всегда конкретно определено, то есть локализовано (особенно, когда оно превращается в прошлое). Одна же идейная линия, связанная со временем, отражает принцип тотальности или будущего, ведь будущее всегда тотально инвариантно или голографично. А какой участок голограммы будущего «высветится» в нашем настоящем, зависит лишь от нас самих, от нашей психологической резонансности этому варианту будущего (отдельная тема естественного психофизического программирования человеком своего реального будущего).

Далее, каждая из четырех структурных линий национальной идеи делится на подчиненные ей идеи, уже непосредственно относящиеся к реализации цивилизационной миссии нации, и детально представляющие национальный идеологический спектр (национальную идеологию). Назовём их идеями-операторами, так как именно они оперативно управляют психологическими проявлениями этноса. Это деление происходит в соответствии всё с тем же фундаментальным локально-тотальным принципом структуризации мироздания. То есть, идеи-операторы делятся на идеи локальные и тотальные.

Исходящие из идей-операторов смыслы и ценности (смыслы-ценности) также будут подразделяться на локальные смыслы-ценности (исходящие из локальных идей) и тотальные смыслы-ценности (исходящие из идей тотальных). Локальные или тотальные смыслы-ценности будут уже определять соответствующие локальные или тотальные свойства психотипа нации. (Примеры локальных и тотальных идей и смыслов-ценностей мы приведём чуть позже, когда подойдём к рассмотрению гендерного аспекта этих категорий.)

Для наглядности изобразим структуру национальной идеологии схематично (Рис.2).

Схема

структуры национальной идеологии (национального идейно-смыслового комплекса)

Рис. 2

1 – структурообразующие идеи национальной идеологии;

2 – идеи-операторы национальной идеологии, реализующие цивилизационную

 миссию нации;

3 – смыслы и ценности, определяющие характер (психотип) нации.

Теперь остаётся только наполнить эту блок-схему (Рис. 2) конкретным содержанием политического, правового, философского, нравственного, религиозного и эстетического характера – и идеология (например, политическая) готова.

Таким образом для политических идеологов предлагается «скелет» партийной идеологии. Остаётся только нарастить на него политтехнологическое «мясо», и соблазнять народ уже по полной программе! Впрочем, если сделать всё правильно и тонко, точно попав в национальную миссию, то откровенно соблазнять никого уже не придётся – народ сам потянется к вашей идеологии, как к своей родной развёрнутой национальной идее. Он безо всякого внешнего психологического давления (в стиле НЛП) с удовольствием пойдёт голосовать за вашу, «неожиданно» ставшую родной партию. И вы сэкономите колоссальные деньги, которые сегодня впустую тратите на, в целом, неэффективную (нерезонансную национальной психологии) саморекламу.

Но самое важное то, что потом, когда ваша партия, получив власть, естественно, не оправдает ожидания нации (а какая власть их оправдывает?), ей многое «по-родственному» проститься. Как это простилось президенту Ельцину, которого умные политтехнологи перед его вторым (самым бездарным) сроком правления прижали на плакате спиной берёзке и наградили глуповатым на первый взгляд лозунгом: «Выбирай сердцем!».

На самом деле это был не политический «лубок», а точное попадание в русский национальный психотип (поздравление политтехнологам!). Возникшая психологическая близость, а также некоторые личные, типично русские человеческие особенности, сделали Ельцина интуитивно родным для всей нации, и помогли выиграть на выборах.

Но главное то, что ему до сих пор прощаются чудовищные для России результаты правления, в соответствии с общим, по-родственному добродушным мнением: «С пьяного – что взять?». Ведь родственников у нас принято ругать, а не убивать, пусть даже и за дело. Поэтому благоденствовать Ельцину помогает не столько его известная договорённость с Путиным (о безопасности ельцинской семьи), сколько молчаливое согласие нации с этой договорённостью.

Вообще же, чем ближе партийная или любая другая идеология к национальной идеологии, восходящей к национальной идее и миссии этноса, тем лучше она согласуется с национальным психотипом и эффективнее работает. Можно сказать, что национальная идеология – это естественная идеология нации, опирающаяся на её естественную и, можно сказать, природную национальную идею (локальную или тотальную).

Принципы строения национальной идеи и национальной идеологии, контурно нами здесь обозначенные, надеюсь, помогут изменить представления о существе этого вопроса и позволят, наконец, закрыть тему бесплодных споров о национальной идее в стилистике «Есть ли жизнь на Марсе?». Интересно, а есть ли национальная идея на Марсе? Возможно, есть, если, конечно, там есть марсиане. Надеюсь, что теперь, по прочтении этого текста, многим захочется согласиться с тем, что национальная идея, как выражение цивилизационной миссии нации, есть везде, где живут и развиваются хоть какие-то «человеки», пусть даже зеленого цвета и о шести ногах.

Гендерный фактор

Теперь ещё немного усложним подход для понимания специфической гендерной (половой) сущности геополитических процессов. Нетрудно убедиться в том, что с психологической точки зрения взаимоотношения локального и тотального имеют антропоморфную гендерную окраску. То есть, отношения локального и тотального очень напоминают отношения мужчин и женщин, точнее мужского и женского психологических начал (психотипов).

Мужская психика, как известно, является рационально-логической, левополушарной, склонной к активному направленному воздействию (творчеству) и детерминированию получаемого в процессе познания опыта, то есть, к анализу, локализующему смыслы. Это говорит о психологической склонности мужчин к определённой локализации окружающей действительности. Причём к локализации как психической, так и к вытекающей из неё физической – вспомните, кто развязывает все войны, создавая эффект катастрофической локализации (разрушения) для стран и народов.

Принцип же конструктивной локализации находит своё отражение в процессе развития, «раз-вития» (разнообразного «вития» жизни), то есть локализующего усложнения структур. Развитием также озабочены в основном мужчины, хотя современные женщины и пытаются их в этом догнать и перегнать. Поэтому локальность более соответствует мужскому (классическому) психологическому принципу или мужскому началу.

Женской – традиционно эмоциональной, правополушарной психике более соответствует склонность к целостности и избирательному (чтобы не навредить своей целостности) восприятию. В деструктивной форме женский психотип представлен хаотичностью. Хаос, согласно древним грекам, является формой некой высшей (или просто неизвестной) упорядоченности, разрушающей неустойчивые (неэффективные) структуры и создающей основу для возникновения порядков иного уровня.

В конструктивной форме женский психотип представлен полифоничностью. Известно, что женщина может, например, легко делать несколько дел одновременно, тогда как мужчина, в основном, однонаправлен, то есть, одномоментно устремлён только к одной локальной цели, увлечён одним делом.

Мужчина осознанно, полностью и легко контролирует одновременно только одну ситуацию (жизненный процесс). Женщина легко контролирует (хотя неглубоко, и не полностью) целое поле ситуаций. Последнее говорит об определённой голографичной целостности и потому тотальности женской психики (голограмма – это целостная, тотально-волновая форма записи информации).

Жизнь, правда, заставляет мужчину реагировать одновременно на многие процессы, то есть переключаться с одной ситуации на другую, оперативно меняя свою общую психорезонансную настройку, делая её более полифоничной. Это вызывает у него определённые психологические трудности. Женщину жизнь вынуждает углубляться в текущие ситуации, усиливая свою локальную психологическую резонансность каждому конкретному процессу, и в этом её проблема. Ведь легко даётся только то, что естественно. А естественному женскому психологическому принципу, или женскому началу, соответствует именно тотальность – в противовес мужской локальности.

Теперь опять вспомним китайский знак «Дао», который иллюстрирует гендерное взаимодействие мужского (Ян) и женского (Инь) мировых начал. Понимая, что означает этот знак, легко понять, что деление на мужское и женское, или локальное и тотальное (гендерный принцип) – это естественный алгоритм построения и развития мира.

К сожалению, современные идеологии, в лучшем случае, стараются «попасть» в социальный архетип (разыгрывая роли социальных групп) или в некий общечеловеческий архетип (взывая к общечеловеческим ценностям). Но почти никогда идеологии не резонируют с гендерным архетипом, учитывающим самые фундаментальные психологические свойства этноса. А ведь это лишает идеологии глубины и значительно снижает эффективность их воздействия.

Пожалуй, единственный случай совпадения внешней, навязанной народу идеологии с гендерным архетипом этноса и его национальной идеей – это коммунистическая (большевистская) идеология, которая в начале ХХ века привела Россию к закономерной ротации элиты и полной смене социально-исторической формации (как уже отмечалось, это отдельная тема ротации российских элит).

Фактически большевики предложили русскому народу следующее: помочь ему присвоить общественно полезные средства производства, одновременно совершив возмездие и восстановив справедливость, а в результате – «выйти из грязи в князи». Если расписать все 4-е линии национальной идеологии, включая смыслы и ценности структуры социальных отношений, управляющие соответствующими характеристиками психотипа российского суперэтноса (полная структура в силу своей громоздкости здесь не приводится), то станет очевидным, что:

• готовность помочь у русских вытекает из 1-й линии идей отношения к себе;
• идея присвоения благ – это 3-я линия отношения к социальной системе;
• принцип общественной полезности также относится к 3-й линии системных отношений;
• идея возмездия – это опять 1-я линия отношения к себе;
• идея справедливости относится уже к 4-й линии отношения к тотальному будущему;
• желание «выйти из грязи в князи», то есть желание резкого, революционного изменения социального статуса – это 2-я линия отношения к другим.

Таким образом в уникальной большевистской идеологии были представлены все четыре структурообразующие линии русской национальной идеи, что сделало большевиков идейно близкими русскому народу и предрешило победу революции 1917 года.

Возвращаясь к структуре национальной идеи, теперь можно сказать, что психологические особенности нации, определяемые смыслами и ценностями национального бессознательного, делятся на локально-мужские и тотально-женские. В качестве примера возьмём тот же традиционный русский психотип. Здесь мы видим следующие парные гендерные характеристики: сострадание (тотально-женское) и потребность в сострадании (локально-мужское), готовность помочь (тотально-женское) и утверждение добра силой (локально-мужское).

Соответственно, идеи-операторы тоже делятся на идеи мужские (поддерживающие локально-мужские смыслы и ценности) и идеи женские (поддерживающие тотально-женские смыслы и ценности). В структуре российской национальной идеологии мы можем отметить следующие гендерные пары идей-операторов: идея смирения перед силой (тотально-женское) и идея защиты (локально-мужское), идея принесения общественной пользы (тотально-женское) и идея присвоения общественных благ (локально-мужское).

Также и структурообразующие идеи имеют гендерную ориентацию. Идеи пространства, как и само локализованное пространство (настоящего), относятся к мужскому началу. Идеи же времени, как и тотальное время (будущего), относятся к началу женскому. В русской национальной идеологии примером тотально-женской структурообразующей идеи может служить идея соборности (кафоличности), а локально-мужской – идея благой силы. 

Мы привели здесь лишь фрагменты русского национального идейно-смыслового комплекса. Полная разработка гендерной формы русской национальной идеологии – тема отдельного исследования. Результатом может стать создание инструмента эффективного идеологического воздействия, максимально резонансного русской (российской) национальной ментальности. Идеологические инструменты (нейро-семантического программирования) по степени своего управляющего воздействия на подсознание людей являются значительно более тонкими и могущественными, чем популярные сегодня психологические инструменты. Есть основания считать, что для типичной русской семантики такой идеологический инструмент ещё не создан.

И теперь остаётся отметить главное: собственно национальные идеи имеют точно такое же гендерное деление. Они делятся на мужские (относительно локальные) и женские (относительно тотальные) национальные идеи.

Заново изобразим Схемы образования и структуризации национальной идеи в соответствии с принципом гендерного деления (преобразуем Рис.1 и Рис.2):

Схема

образования двух гендерных типов

национальной идеи

Рис. 3

Схема

гендерной структуры национальной идеологии

(национального идейно-смыслового комплекса)

Рис. 4

1 – структурообразующие идеи национальной идеологии;

2 – идеи-операторы национальной идеологии, реализующие цивилизационную

 миссию нации;

3 – смыслы и ценности, определяющие характер (психотип) нации.

Остаётся теперь признаться, что схемы, приведённые на Рис. 2 и Рис. 4, на самом деле несколько упрощены. Ведь, как мы уже знаем, всё содержит в себе обе гендерные противоположности – это закон развития. Поэтому как женские, так и мужские идеи-операторы управляют психологическими характеристиками не только своей гендерной ориентации, но и гендерно противоположными.

То есть, мужские идеи-операторы определяют как мужские, так и женские психологические характеристики нации. То же касается и женских идей-операторов. Естественно, что смыслы-ценности (как мужские, так и женские), управляемые мужскими идеями, будут более мужественными, чем смыслы-ценности, стоящие под управлением женскими идеями – те, в свою очередь, окажутся более женственными. Схемы (Рис. 2, 4) были упрощены с целью облегчённого понимания принципов гендерной структуризации национальной идеологии.

Гендерность геополитики

Из всего вышеизложенного следует естественный вывод о существовании гендерного взаимодействия этносов, определяемого гендерной ориентацией их национальных идей и психотипов.

Очевидно, что активное взаимодействие этносов с разнополыми национальными идеями потенциально должно вести к их взаимному плодотворному развитию. В то же время взаимодействие психологически однополых этносов (в смысле совместного развития) будет, видимо, абсолютно бесплодно. Это, как в паре «мужчина-женщина», где продукт совместного физического развития – дети – потенциально возможен, и что в однополых парах принципиально исключено.

То есть этносы, как и люди, при своём парном взаимодействии ради создания нового продукта развития должны (вынуждены) относиться к противоположным гендерным полюсам, а для простого взаимодействия – занимать гендерно противоположные позиции. Иначе продуктивного совместного развития или взаимодействия не получится. И лучше, если разнополые этносы при контакте смогут придерживаться своей естественной гендерной ориентации – в этом случае больше шансов для их продуктивного развития.

Очевидно, что психологически однополых взаимодействий – дружбы, вражды, сотрудничества – между этносами не избежать. Тогда в случае конструктивного однополого взаимодействия в лучшем случае будет наблюдаться перераспределение достижений индивидуального развития каждого из них (передача технологий, культурных ценностей и т. д.). Деструктивное же однополое взаимодействие этносов будет вести либо к конкуренции и порабощению с тем или иным видом клонирования этноса-победителя на территории побеждённого (в случае мужской ориентации психотипов обоих этносов), либо к «базарной склоке с поножовщиной» (в случае их женской ориентации).

В этом смысле интересен вопрос «смены пола» этносом, когда тот в силу вынуждающих его обстоятельств начинает проявлять противоположные своей естественной гендерной ориентации психологические свойства. Тогда из мужского этноса и его государства образуется некое женственное, восприимчивое «облако в штанах» (подобно ряду стран современной Западной Европы). А из женского этноса образуется «валютная проститутка», подобная нынешней «демократической» России, или воинственно-стервозная «бой-баба», подобно нацистской Германии (женские и мужские характеристики психотипа Германии, её роль в возвращении женского доминирования в психотип Европы требуют отдельного исследования).

Гендерная география как основа гендерной геополитики

Как уже отмечалось, идеи-операторы соответствуют вполне конкретным смыслам и ценностям, определяющим психотип той или иной нации, точнее этноса или суперэтноса (например, российского или американского). Но, если взять ещё шире, то идеи-операторы определяют также и психотип территории расселения этноса. Если быть совсем точным, то это коллективное бессознательное, связанное с данной территорией, имеет определённую гендерную ориентацию, которая и влияет на формирование психотипов этносов, населяющих территорию – через гендерное ориентирование их национальных идей. Неотъемлемым дополнением к этой теме является исследование исторических циклов и их сочетаний с архетипами территорий Вальтера Шубарта.

Если разобраться, то выяснится, что территории не просто так разбросаны по планете (этот вопрос должен изучаться гендерной географией) Это происходит в точном соответствии с принципом деления всего и вся на локальное и тотальное (здесь скорее глобальное, как пространственный фактор), то есть на мужское и женское, или частичное и целостное.

Так, локальные территории будут связаны с островами и полуостровами как относительно локализованными участками суши, пусть даже иногда и очень большими (остатками еще больших, но частично затонувших континентов). Страны, расположенные на таких территориях, будут сильно ориентированы на моря, имеющие прямую связь с океанами. Таким образом, на локальных территориях будут располагаться преимущественно морские державы, свою державность подтверждающие военно-морской мощью. Влияние своё они будут распространять, переплывая (перелетая) через водные преграды на другие, локализованные от них территории (вспомним эпоху колонизации и великих географических открытий).

Тотальные же территории будут представлять собою участки континентальной суши, если и с морями, то морями внутренними, континентальными. Страны, расположенные на тотальных территориях, будут преимущественно сухопутными державами. Такие страны свои территориальные претензии реализуют в основном сухопутным образом, планомерно и тотально «расползаясь» по своему континенту. Вспомним великую империю Чингисхана, создание Российской империи или нынешнее мирное заселение китайцами России.

Даже имея могущественный флот, такие государства не используют его для колонизации чужих территорий. Примером может служить средневековый Китай, который к XVI веку имел грандиозные для своего времени суда по 10 тысяч тонн водоизмещением, на которых размещалось до 30 тысяч человек. Этот флот господствовал на окружающих Китай морях и океанах, но служил, в основном, одной цели – безопасности Китая и суверенности подчинённых ему территорий. Правда, своей территорией Китай считал тогда весь мир… Поэтому знаменитый первооткрыватель и флотоводец Чжен Хэ, посетивший со своей «армадой» более 30 стран, даже и не думал нигде водружать китайский флаг – жители всего мира и так считались подданными Поднебесной.

Из этого видно, что ряд стран Западной Европы, Англия, а вслед за ними и Америка – традиционный Запад – расположены на локальных территориях и являются в той или иной степени психологически мужскими государствами. А страны, расположенные, например, в Восточной Евразии, и, в частности, Россия – традиционный Восток – будут, соответственно, государствами психологически женскими.

Тотальное женское свойство русской (восточной) психики проявлялось, в частности, в том, что в сёлах на Руси было принято сначала украшать общий для всех храм (церковь), и только затем, если доходили руки – собственное жилище.

Принцип гендерной противоположности Востока и Запада зачастую наблюдается в обычаях, привычках, мелочах. Особенно ярко это видно на примере Китая – одной из самых типичных восточных территорий. Так, Аркадий Жемчугов, долгое время проработавший в Китае и Юго-Восточной Азии (в качестве шпиона), в своей книге «Китайская головоломка» рассказывает о том, что на Востоке многое полностью противоположно тому, к чему привыкли европейцы.

Например, в европейском компасе чёрная стрелка показывает на север, а в китайском – на юг (при том, что в Европу, как считается, компас попал из Китая). Траурный цвет у китайцев не чёрный, а белый. Китайцы не вставляют нитку в иголку, а, наоборот, иголку надевают на нитку.

Даже традиционное название Китая – Поднебесная – имеет определённый гендерный оттенок. Ведь небо традиционно тождественно духу, как духовному проявлению мужского начала. Под небом расположена земля, олицетворяющая собою материю, как проявление материального женского начала. Поэтому представляется весьма вероятным, что термин «Поднебесная» (земля под небом) говорит об отношении территории Китая, как крайнего востока Евразии, именно к женскому началу.

Если затронуть сферу искусства, то, например, европейский (западный) театр всегда стремился идти от символа к вещи, устремляясь от женской тотальности к более резонансной Западу мужской локальности. В результате всё западное театральное действо локально детерминировано и ориентировано на мир вещей, как, впрочем, и сами люди Запада. Традиционный же китайский (восточный) театр, наоборот, идёт от вещи к символу, от локального к тотальному. То есть, всё восточное театральное действо вращается вокруг семантики символизма, резонансного традиционно женской тотальной ментальности Востока.

Стихи знаменитого китайского «поэта-святого» Ду Фу, «китайского Пушкина», жившего в VIII веке, хорошо иллюстрируют тотальный характер мировоззрения китайцев:

Юридическое отношение к человеку также имеет гендерную окраску. На Западе – это главенство «прав человека» и вытекающее отсюда равенство всех людей (граждан), что основано на локально-мужском принципе западного индивидуализма. На Востоке – это скорее «права народов», дающие равенство наций, что основано на тотально-женском принципе восточной соборности. Особенно ярко равенство наций проявляется внутри государственных образований. Например, это входило в государственную идеологию при советской власти в России, и особенно соблюдалось во время сталинского – наиболее женского за последние 300 лет – её периода.

Так в рамках Евразийского проекта «права народов» (как юридический стержень) противопоставляются «правам человека». Последние же, как, якобы само собой разумеющиеся, пускаются на самотёк – у евразийцев тотальное и женское, как всегда, традиционно противопоставляется локальному и мужскому. В рамках же естественной гендерности должна быть не борьба, а синтетическое соединение этих двух подходов – локальное должно развиваться внутри тотального. То есть, необходимо развивать концепцию «прав человека» в рамках концепции «прав народов» – в этом видится юридическая основа третьего, синтетического пути развития как Евразии, так и всего мира. Но, видимо, всё равно на Западе из-за его сравнительной локальности должен сохраниться некоторый уклон в сторону «прав человека», а на Востоке – в сторону «прав народов».

Несмотря на приведённые примеры, специалисты по традиционализму уже наверняка отметили, что здесь высказывается откровенно спорное, нетрадиционное, «революционное» мнение, то есть, попросту говоря, ересь с точки зрения сакральной традиции. Ведь, к глубочайшему сожалению, традиционным считается обратное: Восток признаётся мужским (хотя и тотальным), а Запад женским (хотя и локальным). Это в геополитических взаимодействиях заставляет народы данных регионов играть порою несвойственные их психотипам гендерные роли.

Такое положение вещей возникло на заре цивилизации (о сущностных причинах его возникновения надо говорить отдельно) и самым пагубным образом повлияло и продолжает влиять как на мировую геополитику, так и на развитие человечества в целом. Беды, последовавшие за этой грандиозной гендерной путаницей, не поддаются исчислению.

Достаточно упомянуть Россию, которую Петр I, «прорубив» свое знаменитое «окно в Европу», превратил из тотально-женской и преимущественно сухопутной державы в державу сухопутно-морскую, то есть в женско-мужскую (мужскую, в основном, по параметру элиты). После этого «прогрессивного» деяния Россия сбилась с истинного пути, лишилась возможности полноценно исполнять свою естественную цивилизационную миссию, и от этого её лихорадит уже три столетия. Все русские революции, бунты и войны были так или иначе связаны именно с той, трёхсотлетней давности, попыткой (во многом успешной) изменения гендерной психологической ориентации России.

Последняя же «демократизация» нашей страны – это уже полностью безумное намерение снести напрочь всю «стену», разделяющую Запад и российский Восток. Точнее, это последовательно осуществляемое намерение Запада превратить Восток и, в частности, Россию в Запад, с клонированием последнего на русских территориях Востока. Это говорит о полном непонимании современными правителями России цивилизационной миссии своего народа и его территории. Надежды, хоть и грустные, здесь вселяет лишь постепенный (и естественный для тотально-женской территории России) отход от навязанных нам принципов мужского западного либерализма в сторону женской тоталитарности, всё слабее прикрываемой демократическими лозунгами.

Стремление Запада к глобализму – это пространственная форма проявления вечного стремления локального мужского начала к тотальному женскому, или стремления частичности к целостности. Так проявляется принцип устремления бытия к своему тотальному единству. Мужской Запад стремится к глобальности, как мужчина к образу любимой женщины, который ему не терпится воплотить из мечты в реальность. Но в реальности эта виртуальная устремлённость оборачивается лишь клонированием Западом самого себя, своего мужского принципа существования во всё больших масштабах, всё более глобально.

На самом же деле, потуги сделать кальку с Запада на территориях Востока просто бессмысленны. Ведь территории, вследствие большой инертности их коллективного бессознательного, гендерную ориентацию своего основного психотипа и, соответственно, национальные идеи своих этносов меняют крайне неохотно, если меняют вообще. То есть не происходит полной «смены пола» этносом, а лишь возникает противоестественная активизация гендерно противоположных психологических свойств нации.

Это, безусловно, мешает проявлению естественных свойств национального психотипа. В результате нация начинает вести себя неадекватно – и с точки зрения психологически традиционного для неё поведения, и с точки зрения противоположного ей психологического полюса. Ведь, прежняя гендерная ориентация никуда не исчезает, а лишь переходит в рецессивное состояние с плохо прогнозируемыми доминантными рецидивами. Здесь уместно вспомнить, что практически все западные идеи неизменно приобретают в России какие-то особые и часто несуразные формы.

Такое положение не даёт полноценно проявляться ни новым (навязанным этносу) психологическим свойствам, ни старым. Получается некий поведенческий «компот», мешающий стабильной гендерной ориентации этноса и его нормальной жизни и развитию. А также мешающий развитию всей цивилизации в целом!

Наиболее яркий пример такой психологической национальной несуразицы – современная Россия, в которой женский национальный психотип со времён Петра I находится под искажающим влиянием мужской западной ментальности. В результате чего прозападная мужская элита неадекватно управляет народом, который всё ещё во многом придерживается женского мировоззрения. Как сказал Феликс Разумовский о революционных событиях 1905 года, – «Незнание властью своего народа было не меньшим, чем незнание народа интеллигенцией». А власть и интеллигенция составляют основу структуры элиты.

Впрочем, национальная идея и, особенно, психологически реализующие её идеи-операторы (см. Рис. 2, 4) не есть нечто полностью застывшее и раз и навсегда определённое. Для традиционного мировоззрения очевидно, что национальная идея «спускается» откуда-то «сверху» (от Бога?) в коллективное бессознательное этноса в виде локальной или тотальной общественной идеи, «прикреплённой» к определённой территории. Для убеждённых же материалистов будет привычнее считать, что национальная идея образуется в коллективном бессознательном эволюционно, сама по себе – вследствие развития этноса в локальных или тотальных условиях его территории (ландшафта).

То есть национальная идея так или иначе образуется и, отражаясь на уровень смыслов-ценностей, определяет реальную жизнь этноса. Но её идеи-операторы вполне могут трансформироваться под напором текущего жизненного опыта народа. Этот опыт создаёт в национальном бессознательном новые смыслы и ценности (подчас противоречащие изначальным), которые, в свою очередь, создают почву для зарождения новых идей-операторов, поддерживающих или отрицающих изначальную цивилизационную миссию этноса и его территории. Примером может служить постепенное внедрение западной мужской идеологии в традиционно женское мировоззрение народов Востока.

Если этот процесс идёт эволюционно, то, как говорится, слава Богу – Ему виднее. Но, если это происходит волюнтаристически, то есть революционно – то это катастрофа (кстати, «катастрофа» – это греческий аналог латинского слова «революция»). В состоянии такой перманентной психологической катастрофы Россия ухитряется существовать уже триста лет, хотя в последнее время и начала заметно терять свою территорию (во всех смыслах) – видимо, всему есть предел.

Неприятная сторона тотальности

Может сложиться ошибочное впечатление, что не будь искажающего влияния Запада на восточную тотальность России, тут была бы просто райская жизнь – Беловодье, Китеж-град и прочие мечтательные образы лубочной гармонии. К сожалению, это не так. У тотальности есть своя неприятная оборотная сторона, обеспечивающая необходимое для развития «давление снизу».

Тотальное – это «всё». Поэтому одновременно с более-менее «хорошим» в России всегда будет соседствовать никудышное. В действительно хороших вещах непременно найдется какой-либо изъян. Но и откровенно «плохое» – непременно для чего-нибудь да пригодится.

Для примера возьмем российские автомобили, которые отличаются замечательной ремонтопригодностью и, видимо, поэтому готовы сломаться в любой момент, даже по пути с конвейера. Это не говоря про их знаменитый дизайн – самый корявый в мире. Тем не менее наши автомобилисты продолжают покупать отечественные автомобили, любя их странной любовью – хваля и проклиная одновременно.

При Хрущёве в России велось самое грандиозное социальное жилищное строительство, но при этом возводились самые уродливые и неудобные дома. В те времена у нас лучше, чем где бы то ни было относились к людям (в социальном плане), и совершенно отвратительно – к отдельному (локализованному от общества) человеку. Законы у нас также тотально-инвариантны – одновременно могут и карать, и миловать. Богатые в современной России одновременно получают и возможность разбогатеть еще больше, и риск подвергнуться неожиданным преследованиям, потерять капиталы, а то и саму жизнь. И, наконец, сами русские люди сотканы из противоречий. Как говорил Жванецкий, «в драке не выручат, в войне победят».

Список этот можно продолжать до бесконечности. Однако подобная двойственность касается не только России, а практически любой территории с тотальным психотипом коллективного бессознательного, где и тотальное, и локальное присутствуют одновременно. То есть всего Востока с его богатством и бедностью, просвещенностью и невежеством. В отличие от Запада, где, в основном, всё локально определено: «или-или».

Примеры этого известны и не так интересны: в фильмах это или только хорошие, или только плохие полицейские, в жизни – нормально обеспеченные граждане или бомжи (кстати в современной России бомжи как класс появились лишь с ее перестройкой по западному образцу). То есть на Западе, в целом, благополучная жизнь – только хорошие автомобили, только качественные товары, общество целиком стремящееся к унисексуальности, и его граждане, одинаково стремящиеся к успеху – просто скукота. То ли дело у нас в России: за что ни возьмись – «нельзя, но можно», сплошное «казнить нельзя помиловать». Скучать просто некогда, только успевай поворачиваться. Правда, об односторонне спокойной и приятной жизни можно, к сожалению, только мечтать.

Цивилизационная миссия

Рассмотрев взаимодействие миссий территорий и населяющих их этносов в рамках развития цивилизации, мы уже понимаем, что любое развитие может происходить лишь между двумя полюсами: частью и целым, локальным и тотальным, мужским и женским. Учитывая, что часть всегда развивается только и исключительно за счет ресурсов целого, можно посмотреть на распределение планетарных ресурсов – как материальных (территориально-ландшафтных, минеральных, энергетических, человеческих и т.п.), так и духовных (сакральных).

Несложно увидеть (например, на соответствующих картах), какие территории богаты ресурсами, и потому донорские и, соответственно, тотально-женские, а какие ресурсами бедны (богаты лишь исследовательской и преобразующей активностью своих этносов), и потому локально-мужские. Далее, рассмотрев «охотников за ресурсами» и этносы, проживающие на богатых ресурсами территориях (особенно с точки зрения их соответствия естественным территориальным психотипам) можно многое понять в особенностях современной геополитики. По крайней мере, всем должно стать ясно, что Восток является женским тотальным кладезем ресурсов мировой цивилизации.

Но главное – можно понять цивилизационные миссии территорий, расположенных на них стран, а также проживающих на этих территориях наций. Подробное изложение этого вопроса может занять целый том, поэтому ограничимся лишь поверхностной оценкой.

Уже не должно вызывать сомнений, что цивилизационная миссия локально-мужских этносов заключается в организации развития цивилизации – как локальной (континентальной), так и общепланетарной. А тотально-женских – в ресурсном обеспечении этого развития. При этом надо смириться с тем, что любое развитие идет по пути всё более углубляющейся локализации, вызывая к жизни все более локализованные формы материальности. Именно поэтому мы сегодня живем в «железном» веке Кали-Юги, а не в «золотом» или «серебряном» веках, когда материальность была менее детерминированной и потому не так заслоняла собою духовность.

Надо понимать, что материя и материальное развитие – это разные вещи. Собственно материя – женская категория, она тотальна и инертна. Материальное развитие, как и любое развитие – мужская категория, которая своей активной локализацией будоражит пассивную материю. По сути, материальное развитие как продукт – это мужская локальная форма, а собственно материя – тотально женское содержание данной формы. То есть мужское начало локализует (возможно насильно) женское начало, придавая ему новые формы.

Хорошо известно, что мужское дело – предложить, а женское – согласиться с предложением или отказаться. Но развитие не может ничем ограничиваться на мужском полюсе цивилизации, иначе это может отбить у мужского начала охоту развиваться. Поэтому предложения от мужских этносов, их стран и территорий могут и должны поступать самые разнообразные, вплоть до полностью несуразных (хотя и рационально аргументированных). И не секрет, что такие предложения постоянно поступают с мужского Запада на женский Восток.

Ведь Западу для развития нужны ресурсы Востока как материал для творческого преобразования. Причём нужен весь спектр ресурсов – от материальных до духовных. Вот тут и требуется вся женская интуитивная мудрость Востока – для того, чтобы правильно распорядиться своими ресурсами. Не разбазаривать их, отдавая «золото» за «стеклянные бусы», как это в последнее время делает Россия, а мудро инвестировать свои ресурсы в Запад – ради совместного развития.

У женской территории, как и у любой женщины, всегда есть право выбора, если, конечно, достаточно силы для защиты (в этом смысле принцип военного сдерживания и вообще вся кратополитическая часть евразийской концепции представляются весьма разумными). И этим правом необходимо воспользоваться, если не поняв, то, хотя бы, почувствовав, какие из предложений Запада полезны для будущего развития как женской территории Востока, так и всей цивилизации в целом, и потому за них стоит поделиться ресурсами, а какие – вредны, и их необходимо отклонить, а ресурсы – придержать. Именно в этом состоит (должно состоять!) искусство восточных правителей при их контактах с Западом (так же, как и искусство любой женщины при её взаимодействии с мужчиной).

Искусство же западных правителей заключается в том, чтобы во что бы то ни стало добиться благосклонности правителей восточных женских территорий – ради получения ресурсов для развития. И здесь для Запада, испытывающего ресурсный голод, и даже ресурсную страсть, все средства хороши – и дипломатические и силовые. Главное – соблазнить Восток!

Для Востока же главное – это не поддаться соблазну сразу, а повести дело к созданию «крепкой семьи» с Западом. То есть Востоку необходимо стремиться к особому сотрудничеству с Западом – со взаимными обязательствами и перспективами совместного развития.

Вернёмся к вопросу поиска Востоком геополитической силы, точнее, силового рычага и точки его приложения при сдерживании удушающей глобализации Запада. Теперь можно указать направление выхода из цивилизационного евразийского тупика. Рычаг силы восточных (и любых других) наций – это их национальные идеологии, основанные на гендерных национальных идеях территорий. Точка приложения этой силы – цивилизационные миссии наций. Правильно оперируя этими двумя категориями, можно добиться более благоприятной для Востока (Евразии) расстановки геополитических сил.

Понимая, что любая страна относительно одних государств, лежащих от нее на востоке, западная, а относительно других, лежащих на западе – восточная, можно более детально охарактеризовать цивилизационные миссии государств-соседей. Здесь также необходимо понимать, что планета не просто так разделена на западное и восточное полушария нулевым и 180-м меридианами – в этом проявляется фундаментальное глобальное гендерное деление земных территорий. Провести же нулевой меридиан через английский Гринвич, разбить глобус не на 360 градусов, а на две половинки по 180 градусов, образовав тем самым Западное и Восточное полушария, «подсказало», надо полагать, всё то же коллективное бессознательное, неявно управляющее развитием нынешней цивилизации – видимо, на основе опыта развития предшествующих цивилизаций Земли.

Так как все относительно, то постепенно ослабляющееся влияние мужского Запада и женского Востока на гендерно сопредельные территории будет простираться как за нулевой, так и за 180-й меридианы. Это говорит о том, что в полосу «чистого» мужского Запада попадает в основном Северная Америка – главный на сегодня оплот Запада. Именно поэтому, по мере усиления мирового значения США, Англия и Западная Европа, географически находящиеся в зоне влияния восточного полушария, постепенно теряют свои  лидирующие (мужские) цивилизационные свойства.

К «чистому» женскому Востоку, таким образом, будут относиться: восток России, средний Восток, Индия, Китай и Юго-Восточная Азия – главные представители традиционного Востока. Исключение здесь будет составлять Япония – локализованное островное государство, находящееся в зоне сильного психологического влияния западного мужского полушария. Отсюда мужская воинственность Японии и её традиционная конфронтация с женским Китаем, что с точки зрения развития крайнего Востока не есть хорошо. Вопрос гендерной ориентации Австралии и Новой Зеландии, как и всего Южного полушария – тема отдельного исследования.

Гендерные, то есть, развивающе-ресурсные отношения между гендерно «чистыми» западным и восточными территориями вполне очевидны. Так же могут стать ясными и цивилизационные миссии большинства стран и народов при гендерном анализе их международных социально-экономических отношений.

В частности, смещение центра общепланетарного цивилизационного развития из северо-западной Евразии на юго-восток, в зону преобладания «жёлтой» расы, уже многое говорит о плачевных перспективах пока ещё доминирующей «белой» цивилизации. Фактически, сегодня мы наблюдаем бурно развивающуюся совместно с западной Атлантикой новую «жёлтую» цивилизацию Земли. А также видим «белую» Америку, которая, развивая Азию и не сдерживая азиатские проявления на собственной территории, сама того не понимая, «пилит сук, на котором сидит». На наших глазах «белое» большинство в США превращается в меньшинство, и процесс этот видится необратимым. Налицо демографическая проблема, которая неминуемо приведёт (уже приводит) к нарушению общепланетарной расовой экологии.

Экология

Существуют два гендерных типа экологии: локально-мужской и тотально-женский. Мужская экология – это традиционно понимаемая борьба с локальными экологическими вредителями в рамках экологического законодательства или принятых обычаев. Женская экология – это так называемая трансформационная экология, концепция которой (в своё время разработанная автором) до сих пор остаётся невостребованной.

Трансформационная экология относится к экологическому давлению человека на природу не как к исключению (локально), а тотально – как к непротиворечивой и естественной данности, как к норме. Такой подход предлагает не столько бороться с экологическими вредителями (хотя борьба не исключается), сколько эффективно трансформировать наносимый ими вред, искусственно возвращая природе её естественное состояние. Вопрос только в том, как сохранить разрушаемую расовую экологию планеты, и восстановить естественный баланс «разноцветных» этносов и их культур.

Геополитический механизм погоды

(гипотеза)

Если заговорили о природе, то надо сказать и о информационном аспекте погоды. Существует вполне научное мнение о том, что вода (жидкокристаллическое вещество, на которое прекрасно записывается информация), проливаясь дождями, а затем испаряясь, служит планетарным переносчиком информации. Пока наука рассматривает такой информационный засев с последующим сканированием, в основном, в рамках растительного мира.

С другой стороны, любой метеоролог, да и просто внимательный зритель погодных телепрограмм подтвердит, что движение циклонов, проливающих на землю воду (засев информации), и антициклонов, испаряющих влагу (сканирование информации), происходит на территории Евразии преимущественно с запада на восток, со стороны Атлантического океана. То есть, для Евразии и в сфере погоды определяющим оказывается атлантическое влияние. 

Сегодня наука накапливает все больше данных о записи на воду информации психологического характера. Это, в частности, играет исключительную роль в процессах внутренней саморегуляции живых организмов. Можно предположить, что цивилизация, как общепланетарный человеческий организм, также обменивается внутри себя информацией через воду – в целях саморегуляции своего цивилизационного развития, используя погодный механизм образования и движения циклонов и антициклонов. Анализируя метеорологию с этой точки зрения, в перспективе можно создать новый инструмент геополитического мониторинга. С другой стороны, прогноз геополитических тенденций может способствовать более точным прогнозам погоды.

Гендерный антагонизм

Теперь необходимо рассмотреть вопрос одного застарелого антагонизма, который существует в геополитике между мужским и женским началами, и, соответственно, между мужскими и женскими (по психотипам) территориями. Традиционно считается, что женское начало материально и отрицательно, а мужское духовно и положительно. В частности, традиционалисты-евразийцы приписывая Евразию к положительному «мужскому» полюсу, непримиримо ополчились против «женской» западной отрицательности атлантических государств (ссылка здесь, в основном, на произведения лидера отечественных евразийцев Александра Дугина).

Но, наблюдая у себя на Востоке признаки материального развития, идущего с Запада, мы на самом деле видим не чуждые нам проявления женского материального начала (которое евразийцы-традиционалисты поспешили обвинить), а непривычные и потому неприятные формы мужской западной локализации материи.

Однако, если отвлечься от гендерной географии и мнения традиционалистов, то оказывается, что, по сути, женское начало отрицательно лишь с точки зрения мужского полюса развития, то есть, с точки зрения мужской миссии – миссии активного познания (разумной активности) и творческого преобразования. И это естественно, ведь женская миссия другая – это миссия интуитивного самосохранения ради будущего приумножения и развития, миссия ресурсности и потому определенной инертности. Ресурсы, как известно, никогда и никуда не «бегают» и сами по себе не развиваются. Они «ждут», чтобы их открыли и разумно использовали для совместного развития – для развития как самих ресурсов, так и тех, кто их откроет и сумеет ими воспользоваться.

Если женское начало инертно, то в соответствии с законом развития оно нуждается в постоянном управлении со стороны мужского начала. Отсюда потребность в подчас тираническом (тоталитарном) управлении народами с традиционно женским психотипом. Потому-то и нами, жителями России, надо управлять, как бы мы этому ни сопротивлялись. В противном случае наш тотально-женский суперэтнос не станет развиваться. Мы «закиснем» в ритуализации сложившейся традиции, как сакральной (упадок сакральности в православии уже очевиден), так и светской (вспомним «брежневский застой»).

Отсюда следует, что на Востоке надо оставить глупые с точки зрения развития западные мысли о свободе самоопределения всех и каждого и подчиниться существующему управляющему воздействию мужского начала – будь то управление собственного правителя (известно традиционное восточное мнение, что всякая власть от Бога) или внешнего завоевателя (в различных смыслах). Другое дело, что наш народ с присущей ему женской психикой будет обязательно эмоционально реагировать на управление собою, причем не всегда позитивно. Эта реакция будет идти не «от ума», а «от сердца», интуитивно направляемая коллективным бессознательным территории.

Если, в свою очередь, правители или захватчики восточных территорий не будут конструктивно реагировать на открытые возмущения управляемого ими женского этноса, то впереди их будут ждать еще большие социальные потрясения. Но если управление будет правильным с точки зрения гендерного развивающего взаимодействия, то женский народ стерпит любую тиранию (это всегда удивляло обладателей мужской ментальности) – достаточно вспомнить монголо-татарское иго или период сталинизма.

Следует отметить, что с женской точки зрения мужское начало также является отрицательным, то есть принципиально другим и…«плохим». Судите сами: отсутствие ресурсов, отсутствие гармоничной целостности, возмущающее (часто катастрофически возмущающее) воздействие на окружающий мир и собственно на женское ресурсное начало – что тут может быть положительного и «хорошего»?

Принцип мужской отрицательности, как и в случае с отрицательностью женской, является здесь скорее синонимом следующих понятий: «другое», «не я», «противоположное мне», «отрицающее мою форму существования». Вообще же, «отрицательность» в данном контексте является скорее эмоциональной оценкой, чем рациональным определением. Кстати, представление традиционалистов о «положительности» мужского начала также основано скорее на вере и эмоциональности, чем на логике и доказательности.

Из-за такого однобокого, то есть однополярного взгляда на вещи, появилось много путаницы и, в частности, путаницы в евразийском вопросе. Евразийцы Запад (Атлантику) традиционно считают женским полюсом цивилизации, отрицательно воздействующим на мужской положительный Восток.  В частности, отечественных евразийцев возмущает «тёмное» женское влияние Запада на Россию, якобы, средоточие «светлой» духовности и мудрости легендарных гиперборейцев, зачинателей современной цивилизации.

Значит, считают евразийцы, Запад – отрицательный относительно духовного, а значит и мужского Востока. Ведь дух – это очевидно мужское начало, что явствует из религиозно-эзотерической парадигмы, а с исключительной духовностью Востока никто не спорит. К тому же на это однозначно указывают традиционные (сакральные) тексты.

Всё это, конечно, весьма авторитетно. Однако с одной стороны, для многих уже давно ясно, что духовность (и связанная с ней мудрость), например, современной России не более, чем иллюзия. Вся наша духовность «замурована» в нашем же национальном бессознательном, в «духе предков», и наружу – в реальные психологические проявления этноса – давно уже не выходит. В современном российском этносе (особенно у молодёжи), увы, нет психологического резонанса с высокой духовностью – это, как говорится, медицинский факт. Во многом здесь, конечно, виновато локализующее влияние Запада, в первую очередь поражающее молодёжь с её естественной протестностью.

С другой стороны, средоточие духовности, как некая духовная ресурсность, и собственно дух как творческий преобразующее-развивающий принцип – это разные вещи, принципиально разные.

Как уже отмечалось, любая ресурсность, в том числе и духовная, является изначально женской – достаточно вспомнить ресурсную способность женщины родить ребенка. Конечно, известна мужская ресурсная способность «родить» идею (гуманитарную или техническую). Но это такая же женская способность, хотя и проявляющаяся у мужчин. Она обусловлена свойством мужской психики к интуитивному восприятию и последующему рациональному преобразованию подсознательно воспринимаемых сигналов коллективного бессознательного. Но интуиция – это относительно женская часть мужской психики, и отношение имеет исключительно к женскому психологическому началу (здесь ссылка на гендерные исследования популяризатора толтекского учения – древнейшей западной традиции – Теуна Мареза).

Ресурсность вовсе «не желает», чтобы её познавали, и особенно – чтобы преобразовывали. Ресурсность как женщина, которая интересуется мужчиной, но и в мыслях не держит (до поры), чтобы тот ею овладел. Для ассоциативного понимания возьмем нефть, как главный энергетический ресурс современной цивилизации. Нефть, если можно так выразиться, совсем «не хочет», чтобы из неё преобразующе творили, например, бензин – полезный и необходимый для развития цивилизации продукт. Она, как может, сопротивляется своей добыче и переработке – как женщина сопротивляется мужчине, который вдруг, не спросясь, решил ее «познать» и тем самым перевести в новое для нее качество. Поэтому ждать от женского ресурсного начала согласия с принципами существования мужского начала не приходится. И наоборот.

Отсюда и получается, что, если инертность женского начала и отрицательна, то она отрицательна не сама по себе, а только лишь по отношению к мужскому развивающе-творческому принципу. То есть женское – это антимужское. Соответственно, мужское – это антиженское.

Глина, например, живет по своим собственным законам, она по-женски инертна, и это её вполне устраивает. Потому она вовсе не желает под мужскими руками скульптора-творца становится величайшим произведением искусства. Но скульптор сильнее глины, творец сильнее инертного материала, дух сильнее материи, и мужское начало, в конечном итоге, оказывается всегда сильнее женского. Или почти всегда – сегодня женщины, узурпируя мужское начало, к сожалению, становятся все сильнее, перевозбуждая относительно мужскую часть своей психики (материнство), что явно не идет на пользу ни им, ни уступающим своё законное место мужчинам.

По сути, мужское начало должно быть всегда сильнее женского. В противном случае оно не сможет преодолеть женскую инертность и овладеть женскими ресурсами, а, вследствие этого, не сможет исполнить свою миссию развития. Ведь задача женщины – грамотно инвестировать свои ресурсы (количественный параметр развития), а задача мужчины – качественно их преобразовать.

Женское относится к категории количества чего-то «старого», то есть ранее созданного качества. Мужское относится к категории «нового» качества, творчески создаваемого из «старого» женского количества. Другими словами, женское – это царство количества, тотального количества всех достигнутых ранее и зафиксированных (реально-физически или виртуально-психически) результатов качественных превращений. Мужское – это царство качества, точнее это локальная(ые) зона(ны) образования нового качества за счет использования ресурсов женского количества.

Развитие – это всегда образование нового качества, поэтому развитие относится к мужскому началу. Любое ресурсное состояние, то есть количественное обеспечение возникновения нового качества, по определению женское. Оно может проявляться не только у женщин, но и у мужчин – гендерность относительна.

Так, продуцирование мужчиной громадного количества сперматозоидов – ресурса для развития нового человека – женское свойство. Для подтверждения этого можно вспомнить, в каком психологическом состоянии находится мужчина во время полового акта. По крайней мере, по-мужски рационально мыслить в момент выброса спермы он не может, так как психологически полностью переходит в состояние женской чувственной восприимчивости.

Мужское, то есть творческое состояние (состояние творения нового качества) – это локальное качественное преобразование количественной ресурсности. Поэтому в норме только один, по-мужски локальный сперматозоид заставляет по-женски ресурсную яйцеклетку развиваться в качественно новый организм.

Жизнь основана на принципе развития. Поэтому женщина вынуждена рано и или поздно уступать мужчине. Единственное, что она может сделать – это успеть выбрать себе «правильного» мужчину. То есть такого мужчину, который ею не только овладеет, присвоив себе её ресурсы, но и защитит эти ресурсы и обеспечит её будущее развитие, и будет достаточно сдержан, чтобы не сломать стержень ее женственности.

Если женщина не отдастся мужчине, плохо будет им обоим (в смысле отсутствия совместного развития). Если она сделает это неправильно, преждевременно соблазнившись предложениями мужчины, то пострадает одна – женские ресурсы будут растрачены, а развития не произойдёт.

В целях общепланетарного цивилизационного развития изоляция женского Востока от мужского Запада недопустима, как недопустима изоляция женщины от мужчины – в случае, если женщина хочет и готова родить от него ребёнка. Но контакт женщины с мужчиной требует от неё предельной осмотрительности. Ведь именно она, как тотальное начало гендерной пары, несёт за этот контакт всю полноту ответственности, а вовсе не мужчина, как принято думать. Мужчина – он кто? Вольный казак! «Рубанул саблей» и поскакал себе дальше в поисках следующей женской ресурсности. Какой с него спрос при его гендерной локальности? Одна надежда – на совесть…Но какая может быть совесть при захвате ресурсов? Особенно, если ресурсодержателем попираются законы гендерности.

Яркое следствие нарушения принципов гендерного развития – плачевное в геополитическом смысле положение Евразии и, в частности, России, а также внутренние гендерные проблемы христианства и ислама, вылившиеся сегодня в религиозный терроризм, терзающий страны и народы (вопрос гендерных причин терроризма требует отдельного рассмотрения).

Правильно понять, какое – мужское или женское – начало действительно является отрицательным, а какое положительным, можно лишь выйдя из системы «мужское-женское», то есть встав на позицию внешнего наблюдателя, не связанного ни с одним из этих полюсов. В целом это позиция Дао по отношению к системе «Инь-Ян», из которой отчетливо видно какая из «рыбок» темная, то есть имеет избыток насыщенности цветом, а какая светлая, то есть испытывает недостаток в насыщенности. Избыточность (по крайней мере в технике) всегда считалась положительной – всё «в плюсе», а недостаточность считалась отрицательной – всё «в минусе».

Примером может служить обыкновенная батарейка, как источник электрического тока. Батарейка имеет два электрода – положительный анод и отрицательный катод. Так вот, ресурсным избытком электронов, обеспечивающим электрический ток во внешней цепи, обладает именно положительный (в технической традиции) анод. Отрицательный же катод (с отрицательной электронной ресурсностью) эти электроны из внешней цепи лишь принимает, обеспечивая «электронный вакуум» на своем конце цепи. Это и позволяет электрическому току течь от положительного анода к отрицательному катоду. Таким образом, технически выражаясь, только ресурсность, обладающая какой-либо избыточностью, может быть положительной относительно отрицательного «охотника» за этими ресурсами.

Ресурсность, как мы помним, относится к женскому началу, тогда как недостаточность – к мужскому, вечно находящемуся в процессе поиска и преобразования женской ресурсности. Поэтому на самом деле женское – положительно, а мужское – отрицательно, а не наоборот, как считают традиционалисты. Видимо, в традиционной оценке гендерных взаимодействий на чисто техническую терминологию «положительного» и «отрицательного» наложилась эмоциональная оценка – всегда приятно быть положительным и неприятно отрицательным.

Еще больше эмоций возбуждает вопрос: что положительно, и что отрицательно – мужской «светлый» дух или женская «темная» материя? Здесь мы вынуждены слегка коснуться космологии.

Дух бывает двух типов: дух трансцендентный, то есть находящийся за границами материи – в индийской традиции Он называется Брахман, то есть, «чистый» дух; и дух имманентный, то есть, присутствующий внутри материи – Атман. Поэтому высший дух Брахман по-женски тотален (тотально-трансцендентен) и положителен относительно отрицательной в этом случае материи. Его же воплощённая в тонкой материи ипостась Атман оказывается по-мужски локальна и отрицательна относительно женской тотальности на этот раз уже положительной материи. Но такое относительно-гендерное понимание основ космологии, увы, отвергается рядом богословских и эзотерических школ из-за отсутствия целостности сакральной традиции (это также тема для отдельного исследования).

Вот именно для того, чтобы уйти от неизбежных эмоциональных оценок, гендерной путаницы и вытекающего отсюда гендерного антагонизма (определяемого непониманием, царящим между мужчинами и женщинами), и было изначально предложено, в качестве основного фундаментального деления, использовать разделение всего и вся не на мужское и женское, а на относительно локальное и относительно тотальное, или частичное и целостное. Только представьте своё эмоциональное отношение к определению «относительно мужское», действительно подходящее не только ко многим представителям мужского рода, но также и к ряду космических принципов – это неприятно и нехорошо.

Если правильно понять не только восточную, но и западную (в частности, толтекскую) космологию, то можно увидеть, что разделение на части и целое, то есть на локальное и тотальное, является действительно основным, а гендерный аспект мужского и женского возникает лишь с появлением первичной материи, то есть далеко не в самом начале творения Космоса.

Поэтому, вынужденно используя гендерную терминологию, лучше стараться соотносить ее с локально-тотальным принципом, чтобы случайно не впасть с путаницу и не начать «городить» какую-нибудь космическую бисексуальность (как, например, в толтекской космологии Теуна Мореза), рассматривая взаимодействие локальности и тотальности различных уровней бытия. Вместо понимания сути здесь можно получить лишь естественное смущение и нездоровый интерес, а можно и самому «подвинуться» (как некоторые представители толтекского учения), впечатлившись противоестественными половыми сочетаниями трансцендентного Космоса.

Партийная идеология и особенности современной российской политики

Теперь, для лучшего понимания гендерной проблематики, связанной с национальной идеей, приведем пример нашей суперпартии «Единая Россия». Если отвлечься от административного и финансового ресурсов, стоящих за этой партией, то, становится интересно, а есть ли в ней вообще что-нибудь внешне привлекательное для русского человека? Ведь подавляющее число людей оценивает подобные идеологические образования лишь внешне, не вдаваясь в подробности. Оказывается, что есть. По одному своему названию «Единая Россия» семантически весьма близка психотипу русского этноса (хотя, слово «единая» и требует лишнего для тотальной российской ментальности рационального осмысления). И это немаловажно.

Например, у молодой и сверхпатриотичной партии «Евразия» (возглавляемой неоднократно уже упоминавшимся А.Г. Дугиным), увы, такого преимущества нет, так как в её названии нет вообще ничего резонансного русской ментальности. И название, и идеология этой партии ориентируются сегодня исключительно на патриотически настроенную интеллигенцию, которая ментально далека даже от отечественной властной элиты, не говоря уже о простом народе. Но, ведь это простой народ ходит к урнам голосовать, а властная элита его туда направляет.

Наивно надеяться, что евразийская концепция со временем упростится и станет понятна и близка народу России (как считает тот же Дугин). Если бы партия «Евразия» действительно стремилась к власти в России, то, в соответствии с евразийской концепцией гегемонии великороссов, ей следовало бы сразу назваться как-то более резонансно русской национальной ментальности. Например, «Великой Россией», партией «Великороссов» – в пику проправительственным и своекорыстным единороссам.

Однако у «Единой России» («ЕР») есть проблемы и помимо (смешной) идеологической конкуренции с «Евразией». На самом деле, на почве взаимодействия с российским этносом (суперэтносом) у «ЕР» есть только одна, но большая проблема. Она заключается в том, что в этой партии (или за ней) нет ощущения правды. Есть материальная сила и власть – мужские качества, которые в женской России всегда были привлекательными для народа. Есть множество других качеств, а вот правды, как духовной силы – нет. И потому нет к этой партии всенародной любви и признания. И от этого лидеры «ЕР» не могут внятно аргументировать и понятно для народа защищать свою правоту по многим вопросам – потому что нет правды в их словах, нет духовной силы.

Правды же нет и, соответственно, нет уверенности «ЕР» в своей правоте лишь по одной причине – из-за отсутствия достойной идеологии, которая связала бы правду этой партии с высшей истиной народа. А высшая истина для народа – это его цивилизационная миссия, которая является «расширением» его же национальной идеи, и которую интуитивно все прекрасно ощущают, регистрируя наличие ее или отсутствие – как наличие или отсутствие правды жизни.

Но проблема с отсутствием правды свойственна не одной только «ЕР». Практически все российские партии страдают тем же недугом, пренебрегая важностью идеологий. Просто, «Единая Россия» наиболее яркий тому пример.

Идеология же молодой партии «Евразия» более, чем идеология «ЕР», резонансна высшей истине российского этноса (несмотря на проблемное название партии), так как предлагает восстановление силового баланса между гендерными полюсами цивилизации – то, без чего женские территории Востока не смогут реализовать свое право свободного избирательного восприятия путей развития, предлагаемых Западом.

Однако собственно принцип цивилизационного развития во взаимодействии двух планетарных гендерных начал у «Евразии», увы, совершенно не отражен. Более того, «евразийцы» пребывают в опасной иллюзии однополярного развития, пусть даже и в относительно более масштабных рамках цивилизационной и культуральной тотальности Востока. Это все равно, что хотеть из болезненной и фригидной дамы сделать здоровую и сильную девку-«кровь с молоком», чтобы потом засадить её в терем в ожидании, когда та сама по себе родит ребенка.

Конечно же, процесс гендерного развития во многом весьма болезненный, и потому молодые женщины часто боятся (и справедливо) половых контактов с мужчинами. То же, очевидно, касается и сдержанности в геополитических гендерных отношениях. Но, что делать! Видимо библейская угроза (Еве), что «в болезни будешь рождать детей» касается не только индивидуального, но и общественного цивилизационного развития.

Кроме того, идеология «Евразии» «не дотягивает» до полного отражения принципов национальной идеологии в главном – не отражает сущность национальной идеи своего гендерного полюса развития. Ведь женская российская национальная идея «Общего блага для всех» включает в себя не только получение блага Востоком, но также и благо для Запада – в общепланетарном масштабе. Причем, благо для Запада должно быть понято в семантике Запада, а не Востока. Так, женщина часто не задумывается над тем, что мужчина сам для себя считает благом, и навязывает ему «благо», исходя из своих женских, «кухóнных» соображений.

В идеале любая партийная идеология должна восходить к национальной идее этноса и отражать его цивилизационную миссию, неразрывно связанную с цивилизационной миссией территории страны. Если удаётся склонить партию к созданию такой идеологии, то отпадает необходимость в грубом политтехнологическом давлении на психику электората, что буквально силой (психологической), как баранов, гонит людей к урнам для голосования.

Однако недооценка значимости «умной» идеологии и переоценка значимости «силы» политтехнологий современными российскими политическими партиями говорит о том, что наши политики до сих пор отдают предпочтение психологической силе, а не психологической привлекательности. Возможно, виною здесь неразбериха с национальной идеей, и отсутствие понимания цивилизационной миссии России. Остаётся надеяться, что данное исследование этого вопроса внесло в него некоторую определённость.

В народе говорят: «Ум – он силу ломит!». Ведь против силы всегда найдется другая сила, и потому путь силы – это тупиковый путь. А «умное» идеологическое приближение к цивилизационной миссии народа и постижение его национальной идеи во всех ее аспектах – поистине бесконечно. Именно на этом правильном идеологическом пути хорошее будет бороться с еще более лучшим (как в советских фильмах «застойного» периода). По крайней мере, вреда от такой политики не будет никому.

Но это взгляд тотальный, всеобщий, когда к другому относишься как к самому себе, не желая вреда, и чему учат не только все мировые религии, но даже ультрасовременная онто-экономика. Однако до всего этого российскому этносу и его новой элите еще надо дорасти. Пока же нам, видимо, ближе балансирование на грани критической локализации, с попыткой криминально «укусить» всё, до чего сможем дотянуться. А если это «всё» вдруг да пойдет к нам само, без принуждения, то мы такого чуда (точнее ужаса) можем и не вынести. Так что лучше вернемся к реальности.

А реальность видится в том, что в патриотически настроенных партиях уже вполне можно попробовать сочетание как привычных методов политтехнологического принуждения, так и методов идеологической привлекательности. По этому пути стараются идти практически все партии. Другое дело, что с принуждением у них более или менее (в зависимости от административно-финансовых ресурсов) хорошо, а с привлекательностью – из рук вон плохо.

Нашим политикам, калькирующим себя с западных политиков, все кажется, что надо пошире улыбнуться, покрепче пожать руку и все сразу поймут, что такому парню можно доверять. Но это западный, мужской подход, а мы живем на женском Востоке, и у нас иные ценности, иная семантика, и вообще иная жизнь.

Хотя Запад при нашем попустительстве все успешнее клонирует себя на российских (восточных) территориях, успех этот кажущийся, и наблюдается он только в крупных центрах, а в российской глубинке – хаос деструктивного женского начала. Почему? Потому что женский, по изначальному психотипу, российский этнос (к счастью или несчастью) в массе своей не перерождается в мужской, меняя под действием мужского Запада свою гендерную ориентацию, а, в основном, деградирует в своей естественной женской основе. Мы ­– как домашние кошки, которые, если их не кормить привычным кормом, заморят себя голодом.

Представитель восточного этноса с традиционно женским психотипом, но подвергшийся мужскому «озападниванию», может по внешнему виду быть совершенно неотличимым от своего западного собрата. Но, все равно, многое он будет делать традиционно, по-старинке (достаточно вспомнить традиционное состояние российских туалетов). Возможно, это протест против несвойственной для его психотипа западного эталона жизни. А может быть, ему так просто нравится.

Отсюда следует, что даже принуждать к чему-либо человека, а тем более целый народ, необходимо правильно – при помощи вхождения в резонанс с глубинной и естественной гендерной ориентацией его национального психотипа, что, как мы помним, виртуозно (осознанно или неосознанно – другой вопрос) проделали в России большевики. Этим же можно объяснить феномен влияния Григория Распутина на высшую элиту России в начале ХХ века (в революционные времена возвращения в национальное бессознательное доминации женского психотипа).

Еще более тонко должна разрабатываться идеология привлекательности (привлекательная идеология). Ведь подчиниться (стиснув зубы) человек может и психологически нерезонансной для него силе, а вот привлечёт его только «родное», то есть психологически абсолютно резонансное.

Дело теперь за политическими партиями России, которые пожелают или нет сделать ставку на обретение истинной привлекательности в глазах своего народа. И, заметьте, не электората, а именно народа, потому что правильная, то есть полностью резонансная психотипу, национальной идее и миссии народа идеология, превратит весь народ в полезный электорат. Достаточно вспомнить пример той же нацистской Германии, народ которой сплотился женским мистицизмом и страстью к тотальной глобализации – вещами, резонансными его глубинному психотипу, а также пример народного энтузиазма в России – в период индустриализации.

Бывает, что руководитель страны испытывает внутреннюю потребность в аффиляции – в социальной поддержке и всенародной любви – как, например, нынешний президент России Путин. В этом случае ему достаточно государственную идеологию резонансно сонастроить с гендерным психотипом нации, то есть с её цивилизационной миссией и национальной идеей. Не успеет он этого сделать, как тут же удовлетворит свою психологическую потребность – народ его неожиданно полюбит бескорыстною любовью. Вспомните фанатичную любовь русского народа к Сталину, который внедрил в России тотальную (тоталитарную) идеологию. Его вполне искренне любили, несмотря на тяжелейшую жизнь в условиях тирании!

Политическая надежда

Несмотря на определённые концептуальные недоработки, всё же Движение «Евразия»

(или партия «Евразия») видится наиболее перспективным политическим движением, которое может способствовать возвращению естественных закономерностей в гендерные отношения стран и территорий. К тому же, видимо, только евразийцы-традиционалисты смогут (если захотят) в полной мере оценить ту значимость, которой обладает конструктивный гендерный подход в геополитике – это, в сущности, их тема. Евразийцам остаётся «самая малость» – в своём гендерном геополитическом мировоззрении «минус» поменять на «плюс».

В любом случае, данный обзор национально-идеологической проблематики вполне можно рассматривать как заявку на участие в дальнейшей разработке концепции евразийского пути развития. Ведь разработка такой концепции заявлена Движением «Евразия» («ДЕ») в качестве одной из главных задач.

В своих программных разработках «ДЕ» пока упирает на развитие конфронтации с Атлантикой, на противоборство её однополярному глобализму, и в качестве своей основной задачи видит создание симметричной атлантизму структуры – «евразийского интернационала», который бы утвердил новую восточную «глобальную мировоззренческую альтернативу». Все это очень похоже на евразийскую глобализацию, которая проиграла конкурентную борьбу глобализации атлантической и хочет реванша.

Всё это говорит о реальной геополитической слабости Евразии по отношению к Атлантике. Из-за этой своей слабости женская Евразия не может себя защитить от мужской Атлантики и, как следствие, не может реализовать свою цивилизационную миссию – избирательно, то есть свободно инвестировать свои ресурсы в Атлантику ради совместного с ней развития.

Коротко о гендерности свободы. В соответствии с принципом локальности и тотальности свобода бывает двух типов: свобода локальная как волюнтаризм, то есть «делай, что хочешь», и свобода тотальная как осознанная необходимость, то есть возможность действовать исключительно в рамках осознаваемых законов (правил поведения).

Запад, провозглашая волюнтаристическую свободу (в основном, для себя, и во внешнем мире), сегодня попросту грабит Восток, присваивая себе его ресурсы, и в лучшем случае компенсирует это долларовыми бумажками. Значит, Восток (Евразия) для дальнейшего своего развития должен вначале обеспечить самосохранение (в первую очередь физическое), став по силе равным Западу (Атлантике). Поэтому здесь евразийская концепция абсолютно права. Но потом, когда это произойдет, встанут естественные вопросы: «А что, собственно, делать Востоку с Западом, нацеленном на его ресурсы?» и «Почему Атлантика так нехорошо себя ведет по отношению к Евразии?». Вот тогда, видимо, и придет время гендерной географии и гендерной геополитики.

Но, на самом деле, уже сейчас на этапе консолидации сил Евразии против Атлантики вопрос гендерных отношений континентальных евразийских государств стоит более чем остро. Ведь, как уже отмечалось, все государства из-за своего взаимного географического расположения имеют определенные (скорее относительные) гендерные различия, которые нельзя не учитывать в новой модели евразийского союза – в структуре его внутренних отношений. Иначе повторится такая же гендерная неразбериха, как и в случае с Атлантикой и Евразией, но уже в рамках одной только Евразии. Отсюда вывод: с гендерной геополитикой, со всеми её недоразумениями разбираться необходимо уже сегодня, сейчас, не дожидаясь эсхатологического «черномырдинского» исхода: «Хотели как лучше….».

Геополитическая неопределённость

Полярные гендерные начала локальности и тотальности в геополитике (и не только) проявляются двояко: в конструктивной и деструктивной формах. Государства женских тотальных территорий характеризуются либо конструктивным состоянием упорядоченной иерархичности (процветающие монархии, империи или тирании), либо деструктивным состоянием хаоса, то есть состоянием неидентифицируемой (неизвестной) упорядоченности (стагнационные и деградационные процессы в обществе, внутренние социальные конфликты). Государства мужских локальных территорий характеризуются либо развивающее-конструктивной (творческой), либо деструктивной (разрушающей) локализацией. Причём, свою разрушающую локализацию мужские государства стараются экспортировать на чуждые им территории (яркий тому пример – США).

Мужское всегда жёстко воздействует на женское, особенно, когда женское находится в стагнации (застое), сдерживая движение (развитие) своих ресурсов. Поэтому активное воздействие мужского территориального начала может либо вызвать в свою сторону иерархичное инвестирование со стороны женского начала, либо вызвать состояние хаоса в женской «вотчине», когда женское территориальное начало переводится в состояние некоей новой хаотичной упорядоченности. Тогда начинается (со стадии выживания) новое строительство женской территориальной целостности. Так было в России в эпоху революций, а до этого – в Китае, когда вторжение англичан в 1840 году разрушило устойчивость Поднебесной и породило целую серию «опиумных войн».

Ошибка традиционалистов в гендерной оценке территорий отчасти объясняется гендерными свойствами психики самого человека. Дело в том, что по определению сознание и подсознание должны непрерывно контактировать, взаимно развивая друг друга. Поэтому они по природе своей гендерно противоположны. Вследствие этого там, где подсознание локально – сознание тотально, и наоборот: при тотальном подсознании – сознание локально. Человек проявляет себя во внешнем мире сознательно, а не подсознательно, и потому о нем внешние наблюдатели судят лишь по его осознанным поступкам (зачастую ошибочно считая, что любые поступки осознанны).

Отсюда этносы с локально-мужской психикой (традиционный Запад) во внешних своих осознанных проявлениях будут вести себя тотально (скорее глобально), стараясь подчинить себе весь мир. Правда, при осознанных тотальных амбициях они подсознательно, то есть как бы «не нарочно», будут создавать на чужой территории эффект критической локализации (разрушения) – ведь мужское подсознание локально.

Этносы же с тотально-женской психикой во внешних своих проявлениях будут стараться локализоваться на своих исконных территориях (в случае отсутствия территориальных претензий к соседям), то есть будут «сидеть дома», не желая ничего видеть вокруг себя. Примером здесь может служить средневековый Китай, окружённый «варварами», которыми он даже не интересовался, априори считая их своими подданными.

Оценив внешние глобалистские устремления Запада, немудрено придать ему тотальные женские характеристики, а наблюдая замкнутый в себе Восток, можно легко посчитать его локализованной мужской территорией. Но все по местам расставляет принцип ресурсности – женской избыточности.

Замечая, как глобально клонирует себя Запад на восточных территориях, но при этом повсюду насаждает всего лишь одно и то же своё унифицированное локальное мировоззрение, легко обнаружить у него отсутствие мировоззренческой ресурсности, а как причину этого – внутреннюю глубинную психологическую локальность (монитарность) мужского коллективного бессознательного западных территорий и, соответственно, проживающих там этносов.

В противовес этому представители тотального Востока всегда отстаивают своё особое мировоззрение. Оказываясь на Западе в эмиграции, они, как правило, отказываются культурно ассимилироваться и унифицироваться, сохраняя свою традиционную восточную культурную полифоничность (тотальность), что приводит к образованию диаспор.

Вообще же там, где обнаруживается наличие диаспор, не желающих полностью растворяться в доминирующем коренном этносе, однозначно присутствует доминирующая (перевозбуждённая) мужская локальная ориентация в психотипе коллективного бессознательного территории. А на территориях, где пришлые народы сравнительно быстро ассимилируются в коренном этносе, обнаруживается явное преобладание женского тотально-растворяющего начала в психотипе национального бессознательного.

Так, китайцы (крайне женский психотип цивилизации) до сих пор растворяют в себе любые народы, включая и евреев (крайне мужской планетарный психотип), которые полностью не растворяются больше ни в одном другом народе.

Прекращение естественной ассимиляции и возникновение национально-культурных диаспор говорит о потере территорией тотально-женских психологических черт и приобретении локально-мужских. Так, Россия и вся северо-западная Евразия испытывают сегодня «этнический засев», который они не в состоянии ассимилировать, что говорит об определённой активизации локальной мужской сферы их коллективного бессознательного.

Этносы-эмигранты, всё активнее захватывающие территорию (в широком понимании) Евразии, относятся, в основном, к народам с более традиционной, то есть более тотальной, чем у коренных евразийцев, психологией. Таким образом, этносы-иммигранты оказываются более резонансными исконной тотальной ментальности Евразии, чем сами коренные северо-евразийские этносы, исторически подвергшиеся мужскому локализующему влиянию. Это, возможно (скорее всего!), говорит о начале полной этнической реструктуризации Евразии с неминуемым исчезновением («разбавлением») этносов, традиционно доминирующих сегодня на ее территории, но, увы, не выполняющих свои цивилизационные функции (миссии) в рамках общепланетарного развития.

Поэтому евразийцы (во главе с А.Г. Дугиным), увлеченные борьбой с атлантистами, могут запросто потерять предмет своей консолидирующей деятельности – народы, традиционно населяющие Евразию и, особенно, Европу. Скучно будет остаться без «войска» в самый разгар битвы с Атлантикой, особенно если учесть, что «чёрные» и «жёлтые» эмигранты в Европе (а теперь и в России) имеют весьма значительные демографические показатели (традиционно плодовиты), а коренные этносы всё в большей степени оказываются бесплодными.

Видимо, невыполнение «белыми» народами Евразии своей женской цивилизационной миссии, после смещения мужского цивилизационного полюса в Северную Америку, начало сказываться и на их способности к репродуктивности. Кстати, демографические показатели «белой» Америки, в отличие от «жёлтой» и «чёрной», также внушают тревогу относительно перспектив мирового лидерства «белой» цивилизации.

Обобщая всё выше сказанное, можно констатировать, что, как данность, осуществляется путь западной атлантической глобализации. В разработке и становлении находится евразийский (или неоевразийский) путь, отрицающий западную глобализацию, но взамен неё по сути предлагающий точно такую же глобализацию, только уже восточную. Вместо глобализации локальности предлагается глобализация тотальности. Вместо мужского цивилизационного одиночества – одиночество женское. Но оба этих пути, по сути, ведут к одинаковому отрицанию общепланетарного цивилизационного развития, которое требует продуктивного взаимодействия обоих гендерных полюсов цивилизации, то есть взаимодействия Запада и Востока, Атлантики и Евразии. Возможно, именно поэтому сегодня так активизировался терроризм, ведущий к хаосу, то есть к началу реструктуризации мировой геополитики.

Таким образом, исключительно женское цивилизационное развитие предлагается против исключительно мужского, евразийский антитезис – против атлантического тезиса. Очевидно, что для достижения диалектической полноты не хватает только синтезиса или Дао, вбирающего  в себя обе эти гендерные противоположности. Вот, в качестве основы для такого третьего, синтетического пути и предлагается данная концептуальная разработка гендерной геополитики.

Гендерную геополитику можно назвать пост-неоевразийской моделью общемирового политического и социально-экономического развивающего взаимодействия или просто системой планетарного развития цивилизации. Хочется надеяться, что данная концепция (в случае её признания и принятия) сможет оказать закономерное влияние на возрождение нашей угасающей «белой» цивилизации. Той цивилизации, активное развитие которой, согласно древнегерманским «Хроникам Ура-Линде» (в изложении Г. Вирта – А.Г. Дугина), может снова неожиданно возобновиться в начале третьего тысячелетия.

Хотя, надежд на это не много. Ведь планетарному коллективному бессознательному (общественному подсознанию), под управлением которого осуществляется цивилизационный процесс, наверное, безразлично, какого «цвета» будет цивилизация Земли – лишь бы не останавливалось её продуктивное развитие во взаимодействии двух гендерных начал.

Москва, 2005 год